Класс: 10 Тема: «Русская поэзия второй половины 19 века» Список произведений:

Ф.Тютчев« Silentium», «Не то, что мните вы…», «Ещё земли печален вид..», «К.Б.» , «Чему бы жизнь нас не учила..»; А.Фет «Поэтам», «Ещё весны душистой нега..», «Сияла ночь..», «Шёпот, робкое дыханье..», «На железной дороге»; Н.Некрасов поэма «Кому на Руси жить хорошо».

1. Ф.Тютчев. Очерк жизни и творчества. Поэт-философ и певец родной природы. Раздумья о жизни, человеке и мироздании. Тема родины. (« Silentium », «Не то, что мните вы…», «Ещё земли печален вид..»). Любовь как «поединок роковой». («К.Б.» , «Чему бы жизнь нас не учила..»).

Составьте тезисный план статьи.

В середине 50-х годов 19 века в некрасовском «Современнике» было опубликовано свыше ста стихотворений Фёдора Ивановича Тютчева . Его первые произведения, напечатанные в альманахах и журналах 20-30-х годов 19 века, в том числе и в «Современнике», издававшемся Пушкиным , остались не оценёнными широкой публикой.

Литературная слава пришла к Тютчеву на шестом десятке лет его жизни. В одной из своих статей Некрасов назвал Тютчева «первостепенным поэтическим талантом», а Добролюбов охарактеризовал его как поэта, которому «доступны… и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни».

Литературное наследие Тютчева невелико по объёму, но Фет в надписи на сборнике стихов Тютчева справедливо сказал:

Муза, правду соблюдая,

Глядит, и на весах у ней

Вот эта книжка небольшая

Томов премногих тяжелей.

Ф.И.Тютчев – один из крупнейших русских поэтов-лириков, поэт-мыслитель. Его лучшие стихотворения и сейчас волнуют читателя художественной зоркостью поэта, глубиной и силой мысли.

На всём творчестве Тютчева лежит печать сложности, мучительных раздумий и противоречивой общественной жизни, участником и вдумчивым наблюдателем которой был поэт. Называя себя «обломком старых поколений», Тютчев писал:

Как грустно полусонной тенью,

С изнеможением в кости,

Навстречу солнцу и движенью

За новым племенем брести.

Человека Тютчев называет «беспомощным», «ничтожной пылью», «мыслящим тростником». Судьба и стихии властвуют, по его мнению, над жизнью человека, «злака земного», «сироты бездомного», участь человека подобна льдине, тающей на солнце и уплывающей «во всеобъемлющее море» - в «бездну роковую».

И в то же время Тютчев славит борьбу, мужество, бесстрашие человека, бессмертие человеческого подвига:

Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,

Как бой ни жесток, ни упорна борьба!

Над вами безмолвные звёздные круги,

Под вами немые, глухие гроба.

Пускай олимпийцы завистливым оком

Глядят на борьбу непреклонных сердец.

Кто, ратуя, пал, побеждённый лишь роком,

Тот вырвал из рук их победный венец.

Печать раздвоенности лежит и на любовной лирике Тютчева. С одной стороны, любовь и её «очарованье» - это «чудесный плен», «чистый огонь», «союз души с душой родной»; с другой стороны, любовь представляется ему «буйной слепотой», «борьбой неравной двух сердец», «поединком роковым», в котором

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей.

Одно из самых замечательных явлений русской поэзии – стихи Тютчева о пленительной русской природе. Природа в его стихах всегда одухотворена, мыслит, чувствует, говорит:

Не то, что мните вы, природа –

Не слепок, не бездумный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

«Душу», жизнь природы поэт стремится понять и запечатлеть во всех её проявлениях. С удивительной художественной наблюдательностью и любовью, очеловечивая жизнь природы, Тютчев создал незабываемые поэтические картины «осени первоначальной», весенней грозы, летнего вечера, ночного моря, утра в горах. Прекрасным образцом такого глубокого, проникновенного изображения мира природы может явиться описание летней бури.

Всё в природе представляется поэту живым, полным глубокого значения, всё говорит с ним «понятным сердцу языком».

Образами природы он выражает свои сокровенные мысли и чувства, сомнения и мучительные вопросы:

Невозмутимый строй во всём,

Созвучье полное в природе, -

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаём.

Откуда, как разлад возник?

И отчего же в общем хоре

Душа не то поёт, что море,

И ропщет мыслящий тростник?

«Верный сын» природы, как себя называл Тютчев, он восклицает:

Нет, моего к тебе пристрастья

Я скрыть не в силах, мать-земля!

В «цветущем мире природы» поэт видел не только «переизбыток жизни», но и «ущерб», «изнеможенье», «улыбку увяданья», «стихийный раздор». Таким образом, и пейзажная лирика Тютчева выражает самые противоречивые чувства и раздумья поэта.

2. Художественное своеобразие и ритмическое богатство стиха поэта.

Поэзия Ф. Тютчева поэзия мысли, философская поэзия, поэзия космического сознания. Важнейшая тема для Тютчева хаос, заключенный в мироздании, это непостижимая тайна, которую природа скрывает от человека. Тютчев воспринимал мир как древний хаос, как первозданную стихию. А все видимое, сущее лишь временное порождение этого хаоса. С этим связано обращение поэта к ночной тьме. Именно ночью, когда человек остается один на один перед вечным миром, он остро чувствует себя на краю бездны и особенно напряженно переживает трагедию своего существования. Поэт использует прием аллитерации:

Сумрак тихий, сумрак сонный,

Лейся в глубь моей души...

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь бездумно?

«Silentium» - философское стихотворение. Лирический герой предстает в нем как мыслитель. Основная идея бесконечное одиночество человека. Перед всемогуществом природы человек оказывается бессилен. Исходя из этого, Тютчев приходит к мысли о недостаточности всякого человеческого знания. Отсюда вытекает трагическая коллизия невозможность человека выразить свою душу, передать свои мысли другому. Стихотворение строится как своего рода советы, обращение к читателю, к ты. Первая строфа начинается советом «молчи» и завершается тем же. Под ты понимается и я:

Как сердцу высказать себя,

Другому как понять тебя.

Поэт делает вывод о том, что человеческое слово бессильно «Мысль изреченная есть ложь». Завершается стихотворение призывом жить в мире собственной души:

Лишь жить в себе самом умей

Есть целый мир в душе твоей...

Природа основная тема творчества Тютчева. Идея одушевленности природы, вера в ее таинственную жизнь воплощаются поэтом в стремлении изобразить природу как некое одушевленное целое. Она предстает в его лирике в борьбе противоборствующих сил, в беспрерывной смене дня и ночи. Это не столько пейзаж, это космос. Основной прием, используемый поэтом, олицетворение. Стихотворение «Весенние воды» - это поэтическое описание пробуждения природы. Природа (ручьи) одушевляется, обретая голос:

Они гласят во все концы

Весна идет, весна идет!

В стихотворении передается молодое, веселое чувство весны, обновления. Тютчева особенно привлекали переходные, промежуточные моменты жизни природы. В стихотворении «Осенний вечер» картина вечерних сумерек, в стихотворении «Люблю грозу в начале мая…» - весенний первый гром.

Самобытна и любовная лирика Тютчева. «О, как убийственно мы любим...». Стихотворение денисьевского цикла. Тютчев винит себя в страданиях, причиненных Елене Денисьевой двусмысленным ее положением в обществе. Любовь звучит то, как союз души с душой родной, то, как тревога, то, как горестное признание. Любовь не может быть абсолютно счастливой. Одно сердце торжествует, другое, более слабое, погибает.

Судьбы ужасным приговором

Твоя любовь для ней была.

Но без любви, без внутренней борьбы нет человеческой жизни.

Прочитайте стихотворение Ф.Тютчева «Здесь, где так вяло свод небесный…»

Здесь, где так вяло свод небесный

На землю тощую глядит, -

Здесь, погрузившись в сон железный,

Усталая природа спит…

Лишь кой-где бледные берёзы,

Кустарник мелкий, мох седой,

Как лихорадочные грёзы,

Смущают мертвенный покой.

4. А.Фет. Точность в передаче человеческого восприятия картин родной природы, оттенков чувств и душевных движений человека. Фет и теория «чистого искусства». Волшебство ритмов, звучаний и мелодий.

Составьте тезисный план статьи «Жизненный путь Фета».

Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин прожил долгую жизнь. Как мы видим, в хронологических рамках его жизни проходит всё развитие классической литературы 19 века.

Жизнь Фета-студента, офицера, помещика, камергера двора его Императорского Величества протекала на виду у всех. Тем не менее, некоторые основные моменты были окутаны покровом густой, почти непроницаемой тайны, до конца не раскрытой и сейчас и окрасившей её в глубоко трагические тона.

Фет родился 10 ноября 1820 года в семье богатого и просвещённого (приверженца идей Руссо) орловского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина и его жены, урождённой Шарлоты Беккер, с которой он встретился в Германии и привёз с собой на Родину. И вдруг над головой четырнадцатилетнего отрока грянул неожиданный гром: крещение его сыном Шеншина было объявлено незаконным. В немецкий пансион, находившийся в одном из городов Прибалтики и считавшимся образцовым учебным заведением, куда он при некотором участии Жуковского был незадолго до того времени помещён, пришло на его имя письмо от отца со странной надписью – не Шеншину, как всегда, а Фету. В письме сообщалось, без указания причин, что отныне так он и должен впредь именоваться. Первое, что последовало, были злые догадки и издёвки товарищей. А вскоре Фет ощутил тягчайшие последствия, связанные с новой фамилией. Это было утратой всего, чем он неотъемливо обладал, - дворянское звание, положенного в обществе, имущественных прав, даже национальности, русского гражданства. Старинный потомственный дворянин, богатый наследник внезапно превратился в «человека без имени» - безвестного иностранца весьма тёмного и сомнительного происхождения. И Фет воспринял это как мучительнейший позор, набрасывающий тень не только на него, но и на горячо любимую им мать, как величайшую катастрофу, «изуродовавшую» его жизнь. Вернуть то, что было им так непоправимо утрачено, вернуть всеми средствами, если нужно, все, принося в жертву, стало своего рода навязчивой идеей, определившей весь его жизненный путь. Оказывало это влияние, и порой роковое, и на литературную судьбу.

Древние говорили – поэтами рождаются. И Фет, действительно, родился поэтом. Художественная одарённость составила суть его души. Уже с детства он был «жаден до стихов»; испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, «повторяя сладостные стихи» автора «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана». В немецком пансионе он начал писать стихи.

Свои стихи он продолжал слагать с всё большим рвением и в пансионе историка, писателя, журналиста, близкого Пушкину и Гоголю, профессора Погодина , в который поступил для подготовки в Московский университет.

Этому способствовала и дружба с Апполоном Григорьевым – его сверстником, будущим поэтом, своеобразным и выдающимся критиком. Оба друга «упивались поэзией». В доме Григорьевых, который Фет называл «истинной колыбелью» своего «умственного я», собирался кружок студентов, куда входили: будущий поэт Я.Полонский , будущий историк С.Соловьёв.

Первое благословение на серьёзную литературную деятельность Фет получил от Гоголя , к которому через Погодина передал образцы своего творчества. Известный писатель советовал продолжить: «Это несомненное дарование».

Юный поэт решил издать свои стихи отдельным сборником, заняв 300 рублей ассигнациями у гувернантки своих сестёр: молодые люди были влюблены друг в друга, мечтали пожениться и наивно надеялись на то, что издание не только быстро раскупится, но и принесёт автору литературную славу, которая обеспечит их «независимую будущность». В 1840 году сборник вышел в свет под названием «Лирический пантеон». На стихах из этого сборника оказалось влияние Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Лермонтова, Бенедиктова. Белинский заметил стихи Фета: «…из живущих в Москве поэтов всех даровитее г-н Фет», среди его стихотворений «встречаются истинно поэтические». Отзывы критика были путёвкой в литературу. Усиленно печатается.

Несомненно, радость творчества и литературный успех во многом целили его «болящий дух», но укротить владеющую им «бунтующую» идею-страсть они не могли. А.Григорьев в одном из своих автобиографических рассказов живо повествует о тех тяжёлых душевных муках, которые терзали в эту пору Фета и от которых он, боясь, что Фет покончит с собой, с величайшим трудом спасал его, нередко проводя целые ночи у его постели.

И вот, во имя поставленной цели, поэт круто ломает свой жизненный путь – в 1845 году покидает Москву и ту высоко интеллектуальную атмосферу, которая сложилась в кружке Григорьева. Вскоре по окончании университета поступает нижним чином в один из провинциальных полков, расквартированных на далёкой южной окраине (Херсонская губерния). Сам Фет дал впоследствии точное объяснение этому. На военной службе скорее, чем на какой-либо иной другой, он может начать осуществление своей цели – дослужиться до потомственного дворянина и тем самым, хотя бы частично вернуть утраченное гражданство. Однако покупалось это дорогой ценой. В своих воспоминаниях он расскажет, в каких тяжёлых условиях – полной оторванности от привычной среды, литературной жизни, новых книг и журналов и к тому же, в каком материальном «стеснении», порой граничившем с нищетой, он теперь оказался.

Он продолжал писать стихи, но его литературная деятельность ослабела. Но во имя поставленной цели Фет терпит эти условия 8 лет.

В этой безотрадной жизни вспыхнул, было, яркий луч: произошло одно из самых радостных и самых трагических событий. В херсонской глуши Фет познакомился с богатым местным помещиком А.Ф.Бржевским, человеком образованным, даже печатавшим стихи. Через него Афанасий Афанасьевич познакомился с дочерью бедного окрестного дворянина, двадцатилетней Марией Лазич (в письмах Елена Ларина ). Эту фамилию он придумал ей не случайно. Как и пушкинская Татьяна, Мария была исключением в той среде, к которой принадлежала, - натурой незаурядной, талантливой музыкантшей, заслужившей похвалу самого Листа, страстной любительницей поэзии. Само сближение с Фетом произошло на почве увлечения творчеством Жорж Санд.

Молодые люди были глубоко счастливы тем, что повстречали друг друга. Фет откровенно признаётся ей во всём, что мучило и терзало его. «Я ждал женщины, которая поймёт меня, и дождался её», - писал он другу Борисову. Пол свидетельствам близко знавших поэта современников, он пользовался большим успехом у женщин и всегда был в кого-то влюблён, но любовь к Лазич действительно оказалась наиболее сильным и глубоким его чувством. Сближение с Маорией подсказало одно из самых благоуханных созданий мировой лирики – стихотворение «Шёпот, робкое дыханье…».

Но Лазич бедна. Мария знала, что Фет не женится на ней, но умоляла не прерывать отношений. Всё же Фет идёт на разрыв. А вскоре Лазич умерла ужасной смертью, тайна которой, как и обстоятельства рождения Фета, так до конца и не раскрыта. Официальная версия: загорелось платье от случайно обронённой спички, но есть основания думать, что это было сделано намеренно. Охваченная пламенем, она воскликнула: «Ради Бога, спасите письма». Её спасти не удалось, в страшных мучениях через 4 дня она скончалась. Последние её слова: «Он не виноват, а я».

До дворянства Фет не дослужился, богатую невесту не нашёл, но обстоятельства стали складываться для него благополучно. В 1853 году ему удалось вырваться из «сумасшедшего дома» - добиться перевода в гвардейский полк, который был расквартирован недалеко от Петербурга, куда он получил возможность отлучаться.

В том же году вышел 2-ой сборник поэта. Восхищённые отклики; его стихи расхваливают в журналах всех направлений.

Эта восторженная встреча не могла не воодушевить Фета. После смерти Марии Лазич он почти совсем перестал писать стихи, продолжая лишь «со скуки» заниматься переводами Горация. Теперь последовал новый, ещё более сильный, чем в первой половине сороковых годов, прилив его творческих сил. Фет развивает активную литературную деятельность, систематически печатается почти во всех крупных журналах. Явно стремясь расширить рамки прославившего его литературного жанра небольших лирических стихотворений, пишет поэмы и повести в стихах, пробует себя в художественной прозе, много переводит, публикует ряд путевых очерков, критических статей. Принятый как свой в среде талантливых писателей и литературной современности, Фет чувствует себя морально воскресшим. Благодаря литературным заработкам наступает несомненное улучшение его материального положения. Однако по службе ему наносится очередной удар.

Одновременно с выходом сборника был издан указ: звание потомственного дворянина давал лишь чин полковника. Это отодвигало осуществление его цели на столь неопределённый срок, что продолжение военной службы становилось совершенно бесполезным.

Как же поступил поручик Фет?

Давнее его желание (невеста с приданым) исполнилось. Сразу же после появления нового указа он взял годовой отпуск и совершил на накопившийся литературный гонорар путешествие по Европе (Германия. Франция, Италия). Там же, в Париже, в 1857 году женился на дочери богатого московского чаеторговца Боткина - Марии Петровне Боткиной. Это был брак отнюдь не сердечному влечению.

Вскоре Фет вышел в отставку и поселился в Москве. Поначалу, во имя всё той же своей цели-страсти, он добивается пополнить полученный «сундук с червонцами» ещё большей литературной деятельностью, проявляя присущую ему огромную работоспособность, но зачастую явно поступалось качеством своего таланта.

Но тем не менее скоро стало ясно, что добиться «жизнеустройства» так, как он себе это представлял, литературно-журнальным заработком, столь же безнадёжно, как это было на военной службе. И Фет снова резко ломает свой жизненный путь. Преодолев сопротивление жены, он приобретает на её имя и средства небольшое имение – хутор Степновку , как раз в тех местах, где находились родовые поместия Шеншиных. Становится, если и не мценским дворянином, то, на первых порах, мценским помещиком.

Помимо замечательного художественного таланта, Фет вообще был незаурядной, богато одарённой натурой. Он был прекрасным рассказчиком; общением с ним дорожили видные умы того времени. В оживлённой и длительной переписке с ним был И.С.Тургенев.

Когда Афанасий Афанасьевич Фет добился своей цели, ему было 53 года. Идея-страсть осуществилась. Но поэт испытывал всё нарастающее ощущение страшной угрозы не потому, что с такими усилиями, отречениями и потерями он приобрёл, смертельная опасность нависла и над всем дворянско-поместным миром – он был уничтожен «нигилистами». Это проявилось в реакционных взглядах поэта Фета. Но и в этом Фамусове продолжал жить дух поэта. С конца 70-х годов он начал писать стихи в большом количестве, не меньше, чем в молодые годы. Новому сборнику он дал заглавие «Вечерние огни». Под этим ёмким, точным и поэтическим названием опубликовал в 1885, 1888, 1891 ещё три сборника-выпуска новых стихов. Заглавие говорило о вечере жизни, её закате.

Признак истинного лирика, по Фету, - готовность «броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой верой в то, что он не воспарит по воздуху». И вера поэта оправдывалась, Фет вспоминает, какою радостью затрепетало сердце его, когда, прочитав Тютчеву одно из своих стихотворений, он услышал: «Как это воздушно».

Извечным объектом искусства, считает Фет, является красота. Но эта красота не из некого нездешнего мира, но это и не приукрашивание действительности – она присуща ей самой. «Мир во всех своих частях равно прекрасен, - утверждает поэт. – Красота разлита по всему мирозданию».

Фет обладал шестым чувством, изощрённым, художественным глазом, причём зрительные образы его стихов отличаются не столько разнообразием и яркостью красок, сколько их тончайшими сочетаниями, воспроизводимыми в движении – в живой игре оттенков, полутонов, переходов.

«Чистое искусство»

5. «Зоркость по отношению к красоте» окружающего мира (А.Фет), «умение ловить неуловимое» (А.Дружинин). Волшебство ритмов, звучаний и мелодий.

(«Поэтам», «Ещё весны душистой нега..», «Сияла ночь..», «Шёпот, робкое дыханье..», «На железной дороге».

А.В.Дружинин отмечает, что, «очевидно, не обилием внешнего интереса, не драматизмом описанных событий» остановил внимание читателя Фет. «Равным образом у Фета не находим мы ни глубоких мировых мыслей, ни остроумных афоризмом, ни сатирического направления, ни особенной страстности в изложении. Поэзия его состоит из ряда картин, из антологических очерков, из сжатого изображения немногих неуловимых ощущений души нашей. Стало быть, сердце читателя волнуется… от уменья поэта ловить неуловимое, давать образ и название тому, что до него было не чем иным, как смутным мимолётным ощущением души человеческой, ощущением без образа и названия… Сила Фета в том, что поэт наш, руководимый своим вдохновением, умеет забираться в сокровеннейшие тайники души человеческой. Область его не велика, но в ней он полный властелин».

Стихи Фета трудно анализировать, ибо они обращаются не к уму, а к чувству с его иррациональностью, с его склонностью к неожиданным и подчас капризным связям и ассоциациям.

Прочитайте стихотворение А.Фета «После бури» и определите, какие художественные приёмы в нём использовал

Пронеслась гроза седая,

Разлетевшись по лазури.

Только дышит зыбь морская,

Не опомнившись от бури.

Спит, кидаясь, чёлн убогой,

Как больной от страшной мысли,

Лишь забытые тревогой

Складки паруса обвисли.

Освежённый лес прибрежный

Весь в росе, не шелохнётся. –

Час спасенья, яркий, нежный,

Словно плачет и смеётся.

Что обозначают следующие слова: зыбь, лазурь, чёлн?

План анализа лирического произведения:

1.Творческая история2.Тема и жанр3.Центральный образ или система образов4.Особенности поэтической речи5.Образные средства6.Композиция7.Идейное содержание8.Эстетическое содержание, вызванное стихотворением.
7. Семинар «Два поэта реалистической эпохи».

8. А.К.Толстой. Краткий обзор жизни и творчества. Своеобразие художественного мира. Ведущие темы лирики. Взгляд на русскую историю в его произведениях. Влияние романтической фольклорной традиции на поэзию А.К.Толстого.

КРАТКАЯ ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА А. К. ТОЛСТОГО

1817, 24 августа (5 сентября) в Петербурге родился граф Алексей Константинович Толстой. Отец - граф Константин Петрович Толстой (1780-1870), советник Государственного ассигнационного банка. Мать - Анна Алексеевна (1796 или 1799-1857). Дядя по матери, воспитывавший А. К. Толстого с младенчества, - Алексей Алексеевич Перовский (1787-1836), писатель (псевдоним - Антоний Погорельский ), автор известной книги «Черная курица, или Подземные жители (Волшебная повесть для детей)», первым читателем которой, по основательным предположениям, был его племянник. Разрыв между родителями. Шестинедельного Алексея Толстого мать перевозит в Черниговскую губернию в свое имение Блистава , а затем в Красный Рог Мглинского уезда - имение брата, А. А. Перовского.

1823-1824 Первые стихотворные опыты А. К. Толстого.

1826 , зима А. А. Перовская с сыном и братом возвращаются в Петербург.

Знакомство А. К. Толстого с наследником престола, будущим императором Александром П . Конец августа В Москве становится «товарищем для игр» наследника.

1827, лето Поездка с матерью и А. А. Перовским в Германию . Знакомство в Веймаре с Гёте. Существует свидетельство, что автор «Фауста» тепло встретил будущего поэта и подарил мальчику обломок бивня мамонта с собственным рисунком фрегата на нем.

1831. Поездка с матерью и дядей в Италию . Толстой ведет дневник. Знакомство в Риме с К. П. Брюлловым , который делает рисунок в альбоме Толстого.

1834, 9 марта Зачислен на государственную службу - «студентом» в Московский главный архив министерства иностранных дел , в котором в разное время служили многие известные деятели русской культуры - братья Веневитиновы и Киреевские, С. П. Шевырев, А. И. Кошелев...

1835, март В. А. Жуковский одобрительно отзывается о стихотворениях А. К. Толстого. Существует свидетельство, что творческие опыты юного поэта поддержал и А. С. Пушкин. После перенесенной лихорадки получает отпуск для поправления здоровья и отправляется за границу (Германия). Возвращение в Москву. Подает прошение в Московский университет о допущении к сдаче университетского экзамена - «из предметов, составляющих курс словесного факультета, для получения ученого аттестата на право чиновников, первого разряда».

1836, 4 января Совет Московского университета выдает Толстому аттестат на вступление в первый разряд чиновников государственной службы. Любовь к княжне Елене Мещерской и отказ, под влиянием матери, от своего чувства. Получает заграничный отпуск для сопровождения в Ниццу больного «грудной болезнью» (очевидно, туберкулезом) А. А. Перовского. 9 июля Смерть А. А. Перовского в Варшаве на руках племянника. Толстой наследует все состояние дяди, в том числе имение Погорельцы в Ново-зыбковском уезде Черниговской губернии. После хлопот Толстого и его матери переводится в Петербург в Департамент хозяйственных и счетных дел . Представлен к чину коллежского регистратора.

1838-1839. Живет в Германии, Италии, Франции. Пишет первые рассказы (на французском языке) - «Семья вурдалака», «Встреча через триста лет».

1840 Пожалован в коллежские секретари. По высочайшему повелению перемещен «младшим чиновником» во II Отделение собственного его императорского величества канцелярии.

1841 Дано разрешение цензуры на издание книги «Упырь. Сочинение Краснорогского» (СПб.) - литературный дебют Толстого-прозаика (псевдоним - от имения «Красный Рог»). В «Журнале Коннозаводства и Охоты» (№ 5) публикует очерк «Два дня в Киргизской степи».

1843 Пожаловано звание камер-юнкера. Осень. Поэтический дебют А. К. Толстого в «Листке для светских людей (№40): без подписи опубликовано стихотворение «Серебрянка» («Бор сосновый в стране одинокой стоит...»).

1845 Пожалован в коллежские асессоры. В литературном сборнике графа В. А. Соллогуба «Вчера и сегодня» публикует рассказ «Артемий Семенович Бервенковский».

1846 Пожалован в надворные советники. Во второй книге сборника «Вчера и сегодня» появляется «Амена» - фрагмент из романа Толстого «Стебеловский», о котором больше ничего не известно.

1847-1849 Работает над балладами из русской истории, задумывает роман «Князь Серебряный». В 1840-е гг. Толстой ведет жизнь, обычную для светского человека той поры: частые отпуска со службы, путешествия, балы, охота, мимолетные романы... Современник описывает его как «красивого молодого человека, с белокурыми волосами и румянцем во всю щеку»; Толстой славится своей силой: «свертывал в трубку столовые ложки и вилки, вгонял пальцем в стену гвозди и разгибал подковы».

1850 Командирован в Калужскую губернию для участия в комиссии по ее обревизованию. В одном из писем называет эту командировку «изгнанием». В Калуге в губернаторском доме, в салоне его жены А. О. Смирновой-Россет, встречается и близко знакомится с Гоголем. Читает здесь свои стихотворения и отрывки из «Князя Серебряного». Весна. Приобретает имение Пустынька близ Петербурга. Возвращается из Калуги в Петербург.

1851, 8 января . Скандал после премьеры пьесы «Фантазия» в Александрийском театре - постановка не понравилась Николаю I и была снята с репертуара. К этому же времени относится знакомство на маскараде в Большом театре с женой конногвардейского полковника Софьей Андреевной Миллер (1827?-1892). Эта женщина с красивым голосом, прекрасной фигурой и пышными волосами, умная, волевая, прекрасно образованная (знала 14 языков), становится самым сильным сердечным увлечением Толстого.

1851-1852 , зима. Поездка к В. А. Перовскому в Оренбургскую губернию и посещение по дороге туда и обратно имения Смальково в Пензенской губернии, где в семье своего брата, П. А. Бахметева, живет расставшаяся с мужем С. А. Миллер.

1852, весна. Возвращение в Петербург. Хлопоты о смягчении участи И. С. Тургенева , арестованного в апреле за статью памяти Гоголя. Новые встречи с С. А. Миллер, которые продолжаютсяи в следующем году.

1854 Публикация в «Современнике» стихотворений Толстого и «Досугов» Козьмы Пруткова. Пребывание в полку (село Медведь под Новгородом). Исполняет обязанности батальонного командира. Заболевает тифом. Александру II ежедневно докладывают телеграммами о состоянии здоровья Толстого. За ним ухаживает приехавшая в Одессу С. А. Миллер. Осень Сближение с А. С. Хомяковым и К. С. Аксаковым. Назначается делопроизводителем в Комитете по делам о раскольниках. Смерть Л. А. Перовского, с которым Толстой находился в теплых родственных отношениях. Знакомство с Л. Н. Толстым.

1857, 2 июня . Кончина матери Толстого. Сын и отец, К. П. Толстой, проводят ночь у гроба графини. А. К. Толстой с этой поры высылает отцу ежемесячную пенсию (около 4000 рублей в год). Толстой телеграфирует о смерти матери в Париж С. А. Миллер (Анна Алексеевна была против этого союза, как, впрочем, и вообще очень ревниво относилась к любой сыновней избраннице). Толстой и С. А. Миллер вместе с семьей и прислугой ее брата поселяются в Пустыньке.

1858, 1 января . Возвращение Толстого в Петербург и воссоединение с С. А. Миллер, которая в это время ведет дело о разводе с мужем. В журнале «Русская беседа» (№1) публикуется поэма «Иоанн Дамаскин».

1859, 11 марта. Живет и работает в Погорельцах. Уволен в бессрочный отпускот обязанностей флигель-адъютанта. Принят в Общество любителей российской словесности. Работает над поэмой «Дон Жуан». Открывает в своем селе Пьяный Рог училище для мальчиков. С. А.Миллер устраивает в Погорельцах школу для девочек. Едет в Англию, где в августе на о. Уайт встречается с Тургеневым, Герценом, Огаревым и др. Основывают «Общество для распространения грамотности и первоначального обучения» (Тургенев пишет программу). Знакомится в Дрездене с поэтессой Каролиной Павловой , ставшей переводчицей на немецкий язык его «Дон Жуана». Приезжает в Красный Рог и лично читает своим крестьянам манифест об освобождении. Затем раздает собравшимся деньги на угощение. Пишет Александру II письмо с прошением об отставке. «Уволен от службы, по домашним обстоятельствам, прежним чином статского советника, которым он служил до поступления на военную службу, с назначением на должность егермейстера». Уволен из стрелкового батальона.

Декабрь - до половины января 1862 . Читает с огромным успехом на вечерних собраниях у императрицы роман «Князь Серебряный». По окончании чтений получает от императрицы массивный золотой брелок в форме книги. На одной стороне славянским шрифтом выведено ее имя - «Мария», на другой - «В память Князя Серебряного». Внутри, на раскрывавшихся золотых пластинках-страницах, - миниатюрные фотографии слушательниц.

1863, 3 апреля. В православной церкви Дрездена венчается с С. А. Миллер. Жена возвращается на родину. Первые признаки астмы, других заболеваний уТолстого. Лечится на курортах Германии.

1865 . Во время царской охоты в Новгородской губернии пытается заступиться перед Александром II за сосланного в Сибирь Чернышевского. Неудача и размолвка с императором. В журнале «Отечественные записки» (№ 1) печатается «трагедия в пяти действиях» «Смерть Иоанна Грозного». 1867, 12 января . Премьера «Царя Федора Иоанновича» в Александрийском театре. В Петербурге выходит единственное прижизненное издание сочинений А. К. Толстого - «Стихотворения»; в него включено 131 стихотворение.

1869 . Живет в Красном Роге. Обострение болезни.

1871 . Во время охоты на вальдшнепов простужается. Новое обострение болезни. Пишет стихотворение «На тяге». В течение года ездит на лечение в Германию.

1872-1873. Италии. Обострение головных болей. 1873, 23 декабря в один день с Л. Н. Толстым избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности. Лечится в Красном Роге от невралгических болей. 1875. Ухудшение здоровья. Начинает принимать морфин.

28 сентября (10 октября). Скончался в Красном Роге (ныне Почепского района Брянской области) после чрезмерной инъекции морфина. Завещал похоронить себя в дубовом долбленом гробу, но заказной гроб, доставленный из Брянска, оказался слишком коротким. Он был сожжен, а поэта похоронили в сосновом гробу в фамильном склепе близ Успенской церкви в Красном Роге.

Мир является для него, таким образом, бледным отражением идеала, живущего в небе. Тем с большей жадностью ловит поэт в мире отблеск вечной красоты: он ищет его и в природе, и в человеческой душе. Для него любовь, даже самая сильная и непосредственная, является не сама по себе, а как звено в общем гармоническом сочетании: она просветляет его «темный взор» иаставляет «вещее сердце» понимать,

Что все, рожденное от Слова,

Лучи любви кругом лия,

К нему вернуться жаждет снова

И всюду звук, и всюду свет,

И всем мирам одно начало,

И ничего в природе нет,

Что бы любовью не дышало…

Земная любовь кажется Толстому, как земная красота, и как земная гармония, бледным, несовершенным отблеском живущего в голубом эфире идеала. Земная любовь - это любовь раздробленная, мелкая. Он говорит, отвечая на ревнивые упреки:

И любим мы любовью раздробленной

И тихий шепот вербы над ручьем,

И милой девы взор на нас склоненный,

И звездный блеск, и все красы вселенной,

И ничего мы вместе не сольем.

Жизнь - это только короткая неволя. За ее пределами люди сольются все в одну любовь, широкую, как море, для которой пределы земли казались бы слишком жалкими.

Счастье, которое дается человеку поэтическим чувствованием и творчеством, и есть именно это временное отрешение от жизни для созерцания, хотя бы мгновенного и неполного, мира небесных идеалов. Чувства сострадания, заботливости, радостного увлечения, разочарования или ревности ослабляются в поэте этим неудержимым стремлением к небу. Любовь к гармонии и к красоте, особой форме этой гармонии, отразилась не только на содержании и духе, но и на форме поэтических произведений Толстого. Самые маленькие пьесы его отличаются стройностью и каким-то особенным изяществом. Чувство меры в нем развито замечательно: он не даст нам слишком сильно волноваться, не заставит нас слишком долго смеяться, ужасаться: он никогда не замкнет пьесы диссонансом, хотя зато мы не рискуем никогда, что в его поэзии выстраданный стих, пронзительно унылый, ударит по сердцам с неведомою силой.

Из всех крупных личностей русского прошлого Толстого особенно занимал Иван Грозный . Его поэзия не знает Ивана IV другим, кроме старого и грозного, в тяжелую эпоху казней и опричнины. Три эпических стихотворения обрисовывают нам эту мрачную фигуру: Старицкии воевода, Князь Михаила Репнин и Василий Шибанов . Царь Иван, конечно, был и жесток, и часто театрален в своих казнях, но было бы большой ошибкой ограничиваться этим представлением о крупной исторической личности. Надо сверять поэтические образы с историей и с народной памятью. Для народной фантазии Грозный царь - не безумный, разнузданный тиран, а суровый каратель измены, где бы ни свила она себе гнездо, хотя бы в родной семье. Он справедлив в душе, потому что, увидев ошибку, всегда кается. Очень часто народная фантазия не допускает его даже до совершения жестокости: он хочет казнить пушкарей под Казанью за то, что порох долго не вспыхивает, но угроза не исполняется: погреба раньше взлетают на воздух; он хочет убить сына, подозревая в нем изменника, но козни Малюты вовремя расстраиваются Никитою Романовичем, - царевич спасен.

В хорошо известной балладе «Василий Шибанов» центр не в царе Иване, а в замученном герое - стремянном князя-изменника. Было бы крайней несправедливостью видеть в Шибанове олицетворение привязанности холопьей, почти собачьей. Своим молчанием под пыткой, своей предсмертной молитвой за царя и родину разве он служит господину? Нет, князь Курбской в безопасности, а самоотверженный его слуга служит России, в которой он не хочет множить жертв тяжкого царского гнева. Шибанов воплощает в себе ту народную силу героизма и терпения, которая помогла Руси вынести все ее бедствия.

Его поэзия была для своего времени явлением настолько оригинальным, настолько необычным, что читатели тех годов, встречаясь с ней впервые, никак не хотели признать ее за самобытный продукт русской жизни и думали, что она - песнь с чужого иноземного голоса. А между тем в стихах Толстого звучал лишь общечеловеческий голос/ «Я не принадлежу ни к какой стране, - говорил поэт в одном интимном письме, - и вместе с тем я принадлежу всем странам зараз. Моя плоть - русская, славянская, но душа моя- только человеческая». И это-то общечеловеческое современники в нем недостаточно оценили и как бы не хотели понять, что в то общее, о чем говорил Толстой, входило и то частное, чем они так дорожили. Они ожидали найти в Толстом поэта «современного» (каким он и был в своем смысле) и стали искать в его творчестве подтверждения своих симпатий и антипатий, но взгляды и вкусы поэта не совпали с их требованиями. В поэзии Толстого не оказалось в достаточной доле того аналитически трезвого отношения в окружающей действительности, к которому стремились тогдашние реалисты. В ней не было и того субъективного отчуждения от переживаемой минуты, которым тогда щеголяли творцы разных незлобивых песен. В нашем художнике обе эти тенденции сочетались в объединяющем их романтическом символизме.

9. Н.А.Некрасов. Очерк жизни и творчества. Поэт «мести и печали». Гражданственность лирики, обострённая правдивость и драматизм в изображении народа.

Дата

Своеобразие лирики Некрасова: проповедь, исповедь, покаяние, искренность чувств, лиризм. Гражданственность и высокая гуманность, народная основа и мотивы народной песни. Прозаизация лирики, усиление роли сюжетного начала. Социальная трагедия народа в городе и в деревне. Настоящее и будущее народа как предмет лирических переживаний страдающего поэта. Интонация плача, рыданий, стона как способ исповедального выражения лирических переживаний. Сатира Некрасова. Героическое и жертвенное в образе разночинца-народолюбца. Психологизм и бытовая конкретизация любовной лирики.

10. Город и деревня в лирике Некрасова. Образ Музы. Гражданская поэзия и лирика чувств. Художественные открытия Некрасова, простота и доступность стиха, его близость к строю народной речи. Решение «вечных тем» в поэзии Некрасова.

Народность - обусловленность литературных произведений жизнью, идеями, чувствами и стремлениями народных масс, выражение в литературе их интересов и психологии. Представление о народности литературы во многом определяется тем, какое содержание вкладывается в понятие "народ".

Изображение города в лирике Некрасова.

Изображение города в лирике Некрасова Главный герой поэзии Некрасова - человек из народа: крестьянин, рекрут, горожанин. Именно городу посвящены многие стихотворения поэта, в которых он показывает нищету, беспросветную жизнь и страдания. Капиталистический город и судьбы людей живущих в нем отражаются в стихотворении Некрасова «Еду ли ночью....». В нем поэт изображает жизнь большого города, жить в котором еще труднее, чем в деревне. В стихотворении автор показывает семью, лишенную средств к существованию, которая отчаянно борется за выживание. Также Некрасов ярко отображает высокую жертвенность русской интеллигенции. Так, женщина продает себя, чтобы купить гробик для ребенка и ужин мужу. В другом стихотворении под названием «На улице» автор открывает перед читателем зарисовки и миниатюры, рассказывающие о жизни несчастных горожан. В зарисовке «Вор» автор показывает образ мужчину, который крадет калач. У него нет денег и именно по этой причине он вынужден идти на преступление. Вторая зарисовка под названием «Проводы» показывает весь ужас рекрутской системы: солдата провожают в армию, лишаясь единственного кормильца. В третьей миниатюре солдат несет гробик своего сына и проклинает себя за грубое отношение к своему сыну, вызванное вечной нехваткой денег. Трагедия заключается в том, что люди упрекают жизнь в городе. Тяжкая доля городских детей показывается также в стихотворении «Плач детей», в котором автор говорит о детях лишенных детства и вынужденных зарабатывать себе на пропитание. Работа трудна и невыносима для молодых и слабых детей. Но и дома их не ждет радость, так как и там жизнь ничем не отличается от окружающего жестокого мира. Тема города – неотъемлемая часть лирики Некрасова, показывающая тяжелую жизнь не только крестьян, но и горожан, вынужденных идти на самые отчаянные поступки ради выживания.

Образ Музы.

Муза Некрасова удивительно прислушива к народному миропониманию, к разным, подчас очень далёким от поэта характерам людей. Это качество некрасовского таланта проявилось не только в лирике, но и в поэмах из народной жизни, а в науке получило название поэтического «многоголосия».

Муза Некрасова – «муза мести и печали», «сестра народа». Её призвание – «глаголом жечь сердца людей». Она была «печальной спутницей печальных бедняков, рождённых для труда, страданья и оков».

Вчерашний день, часу в шестом,

Зашёл я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

Ни звука из груди её,

Лишь бич свистал, играя…

И Музе я сказал: «Гляди!

Сестра твоя родная!»

Художественные открытия Некрасова, простота и доступность стиха, его близость к строю народной речи.

Стихи поэта правдиво воспроизводили жизнь во всей её сложности и полноте, объясняли жизнь, учили произносить над ней честный приговор, становились учебником становления гражданина.

11. Поэма «Кому на Руси жить хорошо». История создания поэмы, сюжет, жанровое своеобразие поэмы, её фольклорная основа, смысл названия. Сюжет поэмы и авторские отступления. Путешествие как приём организации повествования.

Сюжет и композиция поэмы.

С

южет-путешествие: отправная точка – решение мужиков отправиться в странствие в поисках тех, «кому на Руси жить хорошо».

Сюжетное пространство поэмы сочетает в себе «говорящую» условность топонимов (Горелово, Неелово, Неурожайка, Босово и т.п.) и реалистическое жизнеподобие, обобщение и конкретику. Пространственная неопределённость зачина («В какой земле – угадывай») опровергается узнаваемостью в каждой детали крестьянского мира Руси.

Композиционно самостоятельные фрагменты поэмы – песни, в которых концентрируется лирическое начало некрасовской эпопеи.

До сих пор исследователи спорят, в каком порядке должны быть расположены части поэмы. Спор идёт о расположении всех частей, кроме первой, ведь Некрасов не успел закончить поэму и не выстроил её. Но то, что части можно располагать и так и этак, говорит о том, что панорамное изображение оказалось важнее сюжетной последовательности. В этом смысле поэма похожа на картинную галерею, ценность которой в самих картинах, а не в том, как они развешаны по стенам.

Эпопея изображает большой период исторического времени или значительное историческое событие в его масштабности и противоречивости. Эпопея изображает события, в которых решаются судьбы нации, народа, всей страны , отражает жизнь и быт всех слоёв общества, их мысли и чаяния.

Элементы фольклора

13. Многообразие народных типов в галерее героев поэмы. Сатирические образы помещиков.

Крестьянские типы.

Массовые сцены – показатель мастерства писателя. Некрасов вводит нас в самую гущу крестьянской жизни, и читатель даже не успевает увидеть, как он это делает. А между тем Некрасов использует целый ряд художественных приёмов. Панорама Руси создаётся через изображение деревень и пейзажей, людская толпа – с помощью целых цепочек глаголов, прилагательных, наречий:

Хмельно, горласто, празднично,

Пёстро, красно кругом!

…………………………………………

Шумит, поёт, ругается,

Качается, валяется,

Дерётся и целуется

У праздника народ!

Создаются обобщённые портреты:

Штаны на парнях плисовы,

Жилетки полосатые,

Рубахи всех цветов;

На бабах платья красные,

У девок косы с лентами,

Лебедками плывут.

Звучат безымянные диалоги, выхватываются отдельные фигуры. Но в этом массе есть лица, которые, по мысли Некрасова, должны быть выделены особо, и тогда появляются подробные рассказы об отдельных персонажах.

Чем они выделяются из крестьянской массы, чем неразрывно с ней связаны? Как их образы связаны с поисками правды и счастья? Согласны ли вы с утверждением К.И.Чуковского, что наружность Якима – «не индивидуальная, а, так сказать, общекрестьянская»?

14. «Люди холопского звания» и «народные заступники». Гриша Добросклонов.

«Люди холопского звания»

!!! Создайте характеристику образа Гриши Добросклонова на основе данной статьи.

Гриша Добросклонов коренным образом отли­чается от других действующих лиц поэмы. Если жизнь крестьянки Матрены Тимофеевны, Якима Нагого, Савелия, Ермила Гирина и многих других показана в покорности судьбе и сложившимся обстоятель­ствам, то у Гриши наблюдается совсем иное отноше­ние к жизни. В поэме показывается детство Гриши, рассказано о его отце и матери. Жизнь его была бо­лее чем тяжела, отец был ленив и беден:

Беднее захудалого

Последнего крестьянина

Жил Трифон.

Две каморочки:

Одна с дымящей печкою,

Другая в сажень - летняя,

И вся тут недолга;

Коровы нет, лошадки нет,

Была собака Зудушка,

Был кот - и те ушли.

Таков был отец Гриши, он меньше всего заботил­ся о том, что едят его жена и дети.

Дьячок хвалился детками,

А чем они питаются -

И думать позабыл.

Он сам был вечно голоден,

Весь тратился на поиски,

Где выпить, где поесть.

Мать Гриши умерла рано, ее погубили постоян­ные печали и заботы о хлебе насущном. В поэме при­ведена песня, в которой рассказывается о судьбе этой бедной женщины. Песня не может оставить равно­душным ни одного читателя, ведь это свидетельство огромного неизбывного человеческого горя. Слова песни очень простые, в них рассказывается, как стра­дающий от голода ребенок просит у матери кусок хлеба с солью. Но соль слишком дорога, не под силу купить ее бедным людям. И мать, чтобы накормить сына, поливает кусок хлеба своими слезами. Эта пес­ня с детства запомнилась Грише. Она заставляла его вспоминать о своей несчастной матери, скорбеть о ее судьбе.

И скоро в сердце мальчика

С любовью к бедной матери

Любовь ко всей вахлачине

Слилась - и лет пятнадцати

Григорий твердо знал уже,

Что будет жить для счастия

Убогого и темного Годного уголка.

Григорий не согласен покориться судьбе и вести столь же печальную и убогую жизнь, которая свой­ственна большинству людей вокруг него. Гриша вы­бирает для себя иной путь, становится народным за­ступником. Он не боится того, что жизнь его будет нелегкой.

Ему судьба готовила

Путь славный, имя громкое

Народного заступника,

Чахотку и Сибирь.

С детства Гриша жил среди убогих, несчастных, презираемых и беспомощных людей. Он с молоком матери впитал все беды народные, поэтому не хочет и не может жить ради своих эгоистических интере­сов. Он очень умен, имеет сильный характер. И выво­дит его на новую дорогу, не позволяет оставаться рав­нодушным к народным бедствиям. Размышления Григория о судьбе народа свидетельствуют о живей­шем сострадании, которое заставляет Гришу выбрать для себя столь нелегкий путь. В душе Гриши Добро-склонова постепенно зреет уверенность, что его ро­дина не погибнет, несмотря на все страдания и горе­сти, которые выпали на ее долю:

В минуты унынья, о родина-мать!

Я мыслью вперед улетаю.

Еще суждено тебе много страдать,

Но ты не погибнешь, я знаю.

Размышления Григория, которые «в песне изли­лись», выдают в нем очень грамотного и образован­ного человека. Он хорошо осведомлен о политических проблемах России, и судьба простого народа неотде­лима от этих проблем и трудностей. Исторически сло­жилось, что Россия «была глубоко несчастной стра­ной, подавленной, рабски бессудной». Позорная печать крепостного права превратила простой народ в бесправных существ, и все проблемы, вызванные этим, невозможно сбрасывать со счетов. Последствия татаро-монгольского ига также оказали существен­ное влияние на формирование национального харак­тера. Русский человек сочетает в себе рабскую покор­ность судьбе, и это является основной причиной всех его бед.

Образ Григория Добросклонова тесно связан с революционно-демократическими идеями, которые стали появляться в обществе в середине XIX в. Нек­расов создал своего героя, ориентируясь на судьбу Н. А. Добролюбова Григорий Добросклонов - это тип революционера-разночинца. Он родился в семье бедного дьячка, с детства ощутил на себе все бедствия, характерные для жизни простого народа. Григорий получил образование, к тому же сам, будучи умным и увлеченным человеком, не может остаться равнодуш­ным к сложившейся в стране ситуации. Григорий прекрасно понимает, что для России теперь есть толь­ко один выход - радикальные изменения обшественного строя. Простой народ уже больше не может быть таким же бессловесным сообществом рабов, которое покорно терпит все выходки своих господ:

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,

Окончен расчет с господином!

Сбирается с силами русский народ

И учится быть гражданином.

Образ Григория Добросклонова в поэме Некра­сова «Кому на Руси жить хорошо» вселяет надежду в нравственное и политическое возрождение Руси, в изменения сознания простого русского народа.

Финал поэмы показывает, что счастье народное возможно. И пусть пока еще далеко до того момента, когда простой человек сможет назвать себя счастли­вым. Но пройдет время - и все изменится. И далеко не последнюю роль в этом будут играть Григорий Добросклонов и его идеи.

15. Образ Савелия, «богатыря святорусского». Судьба Матрены Тимофеевны, смысл её «бабьей притчи».

Прочитайте текст о Савелии, выделите черты его характера.

Одного из главных героев поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», Савелия, читатель узнает тогда, когда тот уже является стариком, прожившим долгую и трудную жизнь. Поэт рисует колоритный портрет этого удивительного старика с большущей сивой гривою,

Чай, двадцать лет нестриженной,

С большущей бородой,

Дед на медведя смахивал,

Особенно, как из лесу,

Согнувшись, выходил.

Жизнь Савелия оказалась очень непростой, судьба не баловала его. В старости Савелий жил семье своего сына, свекра Матрены Тимофеевны. Примечательно, что дедушка Савелий недолюбливает свою семью. Очевидно, все домочадцы обладают далеко не самыми лучшими качествами, а честный и искренний старик это прекрасно чувствует. В своей родной семье Савелия называют клейменым, каторжным. А он сам, ничуть не обижаясь на это, говорит: «Клейменый, да не раб». Интересно понаблюдать, как Савелий не прочь подшутить над членами своей семьи,а крепко досадят ему, подшутит:

- Поглядите-тко

К нам сваты! Незамужняя

Золовушка к окну,

ан вместо сватов нищие!

Из оловянной пуговки

Дед вылепил двугривенный,

Подбросил на полу

Попался свекор-батюшка!

Не пьяный из питейного

Побитый приплелся!

О чем свидетельствует такое отношение между стариком и его семейством. Прежде всего в глаза бросается, что Савелий отличается как от своего сына, так и от всех родственников. Сын его не обладает никакими исключительными качествами, не гнушается пьянства, почти напрочь лишен доброты и благородства. А Савелий, наоборот, добр, умен, незауряден. Он сторонится своих домочадцев, по-видимому, ему претят мелочность, зависть, злоба, характерные для его родственников. Старик Савелий единственный, кто в семье мужа был добр с Матреной. Старик не скрывает всех тягот, которые выпали на его долю:

Эх, доля святорусского

Богатыря сермяжного!

Всю жизнь его дерут.

Раздумается временем

О смерти муки адские

В ту светной жизни ждут.

Старик Савелий очень свободолюбив. В нем сочетаются такие качества, как сила физическая и душевная. Савелий настоящий русский богатырь, не признающий над собой никакого давления. В молодости Савелий обладал недюжинной силой, никто не мог с ним соперничать. К тому же жизнь раньше была иной, крестьяне не были обременены тяжелейшей обязанностью платить оброки и отрабатывать барщину. Как говорит сам Савелий:

Не правили мы барщины,

Оброков не платили мы,

А так, когда рассудится,

В три года раз пошлем.

В таких обстоятельствах и закалился характер молодого Савелия. Никто не давил на нею, никто не заставлял чувствовать себя рабом. К тому же сама природа была на стороне крестьян

Кругом леса дремучие,

Кругом болота топкие,

Ни конному проехать к нам,

Ни пешему пройти!

Сама природа защищала крестьян от вторжения барина, полиции и прочих нарушителей спокойствия. Поэтому крестьяне могли спокойно жить и работать, не чувствуя над собой чужой власти. При чтении этих строк вспоминаются сказочные мотивы, потому что в сказках и легендах люди были абсолютно свободными, сами распоряжались своей жизнью. Старик рассказывает о том, как справлялись крестьяне с медведями

Нас только и тревожили

Медведи... да с медведями

Справлялись мы легко.

С ножищем да с рогатиной

Я сам страшней сохатого,

По заповедным тропочкам

- Иду Мой лес!- кричу.

Савелий, словно настоящий сказочный богатырь, предъявляет свои права на окружающий его лес. Именно лес с его нехожеными тропами, могучими деревьями является настоящей стихией богатыря Савелия. В лесу богатырь ничего не боится, он настоящий хозяин безмолвного царства вокруг себя. Именно поэтому в старости он оставляет семью и уходит в лес. Единство богатыря Савелия и окружающей его природы представляется несомненным. Природа помогает Савелию стать сильнее. Даже в старости, когда годы и невзгоды согнули спину старика, все равно в нем чувствуется недюжинная сила. Савелий рассказывает, как в молодости его односельчанам удавалось обманывать барина, скрывать от него имеющиеся богатства. И пусть за это приходилось немало вытерпеть, зато никто не мог упрекнуть людей в трусости и безволии. Крестьяне смогли уверить помещиков в своей абсолютной бедности, поэтому им удавалось избегать полного разорения и порабощения.

Савелий очень гордый человек. Это ощущается во всем в его отношении к жизни, в его стойкости и мужестве, с которыми он отстаивает свое. Когда он рассказывает о своей молодости, то вспоминает, как сдавались барину только слабые духом люди. Конечно, он сам к таким людям не относился:

Отменно драл Шалашников,

А не ахти великие Доходы получал

Сдавались люди слабые,

А сильные за вотчину

Стояли хорошо.

Я тоже перетерпливал,

Помалчивал, подумывал

Как ни дери, собачий сын,

А всей души не вышибешь,

Оставишь что-нибудь!

Старик Савелий с горечью говорит о том, что теперь уже в людях практически не осталось самоуважения. Теперь преобладают трусость, животный страх за себя и свое благополучие и отсутствие желания бороться.

Вот были люди гордые!

А нынче дай затрещину

Исправнику, помещику

Тащат последний грош!

Молодые годы Савелия прошли в атмосфере свободы. Но крестьянская свобода не была долгой. Барин умер, а его наследник прислал немца, который сначала вел себя тихо и незаметно. Немец постепенно сдружился со всем местным населением, понемногу наблюдал за крестьянской жизнью. Постепенно он втерся в доверие к крестьянам и велел им осушить болото, затем вырубить лес. Одним словом, крестьяне опомнились только тогда, когда появилась великолепная дорога, по которой до их богом забытого места можно было легко добраться. Вольная жизнь кончилась, теперь крестьяне сполна ощутили все тяготы подневольного существования. Старик Савелий говорит о народном долготерпении, объясняя его мужеством и душевной силой людей. Только по-настоящему сильные и мужественные люди могут быть столь терпеливыми, чтобы вытерпеть над собой подобные издевательства, и столь великодушными, чтобы не прощать подобное отношение к себе.

А потому терпели мы,

Что мы богатыри.

В том богатырство русское.

Ты думаешь, Матренушка,

Мужик не богатырь?

Некрасов находит удивительные сравнения, говоря о народном долготерпении и мужестве. Он использует народный эпос, говоря о богатырях:

Цепями руки кручены,

Железом ноги кованы,

Спина... леса дремучие

Прошли по ней сломалися.

А грудьИлья-пророк

По ней гремит-катается

На колеснице огненной...

Все терпит богатырь!

Старик Савелий рассказываете том, как целых восемнадцать лет терпели крестьяне произвол немца-управляющего. Вся жизнь их теперь оказалась во власти этого жестокого человека. Людям приходилось работать не покладая рук. А управляющий всякий раз был недоволен результатами работы, требовал большего. Постоянные издевательства со стороны немца вызывают сильнейшее возмущение в душе крестьян. И однажды очередная порция издевательств заставила людей пойти на преступление. Они убивают немца-управляющего. При чтении этих строк приходит мысль о высшей справедливости. Крестьяне уже успели почувствовать себя абсолютно бесправными и безвольными. У них было отнято все, чем они дорожили. Но ведь над человеком нельзя издеваться совершенно безнаказанно. Рано или поздно придется расплачиваться за свои действия.

Но, разумеется, убийство управляющего не осталось безнаказанным

Буй-городе, Там я учился грамоте,

Пока решили нас.

Решенье вышло каторга

И плети предварительно...

Жизнь Савелия, богатыря святорусского, после каторги была очень нелегкой. Двадцать лет он провел в неволе, только уже ближе к старости оказался на свободе. Вся жизнь Савелия очень трагична, и в старости он оказывается невольным виновником гибели маленького внука. Этот случай еще раз доказывает, что, несмотря на всю свою силу, Савелий не может противостоять враждебным обстоятельствам. Он всего лишь игрушка в руках судьбы.

Матрёна Тимофеевна

Подберите цитаты к пунктам таблицы по образцу.

Ответьте на вопросы теста.

1. Кого из крестьян, героев поэмы, можно назвать правдоискателями, а кого – холопами?

Савелий-богатырь, Яков, Матрёна Тимофеевна, Егорка Шутов, Ермила Гирин, Ипат, староста Глеб.

2. Кто из героев поэмы мог сказать о себе «клеймёный, да не раб»?

А. Яким Нагой Б. Яков Верный В. Ермил Гирин Г. Савелий

Семь мужиков из шести деревень (некоторые ошибочно полагают, что Неелово и Неурожайка – это разные деревни, хотя это названия одной и той же) «сошлися – заспорили: Кому живётся весело, Вольготно на Руси?» Уже в первых строках заявлена главная проблема поэмы – проблема счастья. Проблема, которая неизбежно влечёт за собой другую: а что такое счастье?

Для заспоривших мужиков счастье – это жить «весело и вольготно». Вольготно – значит свободно, независимо. «Весело» в народной речи – синоним слова «беззаботно». Счастье в понимании мужиков близко к фольклорному счастью Ивана-дурака, к счастью Емели, который живёт «по щучьему велению». Вот и словарь народной речи В.Даля подтверждает: Счастье – благоденствие, благополучие, земное блаженство, желанная насущная жизнь, без горя, смут, тревоги; покой и довольство». Больше того, в народной традиции счастье противопоставляется уму: «Дураку везде счастье»; «Глупому счастье, умному Бог даёт». Исходя из такого понимания счастья, мужики сами определяют «программу» поисков: помещик, чиновник, поп, купец, вельможа, министр, царь. Некрасов успел показать встречу мужиков с попом и помещиком.

Первая встреча с предполагаемым носителем счастья происходит в главе 1 первой части «Поп». Сельский священник подтверждает мужицкое понимание счастья, но вносит в него один важный нюанс:

«В чём счастие, по-вашему?

Покой, богатство, честь,

Не так ли, други милые?»

Они сказали: так….

«Честь» в народной речи – это уважение со стороны окружающих. Не случайно Некрасов изображает сельского священника, который знает жизнь крестьян не понаслышке, перенося вместе с ними тяготы и беды, искренне им сочувствуя:

Деревни наши бедные,

А в них крестьяне хворые

Да женщины печальницы,

Кормилицы, поилицы,

Рабыни, богомолицы

И труженицы вечные

Господь, прибавь им сил!

С таких трудов копейками

Живиться тяжело!

Женское счастье.

Независимо от того, каков был замысел поэмы, центром её является часть «Крестьянка». В народной эпопее целая часть отведена одному персонажу! Отчаявшись найти счастливого среди мужчин, наши странники отправляются к Матрёне Тимофеевне Корчагиной:

Молва идёт всесветная,

Что ты вольготно, счастливо

Живёшь… Скажи по-божески,

В чём счастие твоё?

И вся глава представляет собой ответ-исповедь крестьянки, в которой мужики увидели счастливого человека: на взгляд окружающих, она живёт в относительном достатке («богатство»), уклад её жизни устоялся («покой»), она пользуется уважением – недаром её прозвали «губернаторшей» («честь»).

,

17. К.Хетагуров. Стихотворения из сборника «Осетинская лира». Поэзия Хетагурова и фольклор. Близость его творчества к лирике Некрасова. Изображение тяжёлой жизни простого народа, женской судьбы. Специфика художественной образности в русскоязычных произведениях поэта.

«Я никогда своим словом не торговал, никогда ни за одну свою

строку ни от кого не получал денег. И пишу я не для того, чтобы писать и

печататься, потому что и многие это делают.

Нет! Ни лавры такого писания мне не нужны, ни выгоды от него.

Я пишу то, что я уже не в силах бываю сдерживать в своем изболевшем

сердце...».

К. ХЕТАГУРОВ

Хетагуров Коста (Константин) Леванович (печатался под именем Коста) , осетинский поэт, общественный деятель, революционный демократ.

Основоположник осетинской литературы. Вырос в горской крестьянской семье. В 1881-85 студент петербургской АХ, которую не закончил из-за тяжёлого материального положения. В 1885-91 жил во Владикавказе, где вёл преимущественно просветительскую деятельность; за публицистические выступления был выслан на 5 лет из Терской области С февраля 1893, будучи сотрудником газеты «Северный Кавказ» (Ставрополь), вёл идеологическую и политическую борьбу против царской администрации на Кавказе. В 1902 - во Владикавказе. В 1903 тяжело заболел, вернуться к общественной и творческой деятельности не мог.

Х. писал на осетинском и русском языке стихи, рассказы, пьесы, статьи. На Кавказе и в России был известен преимущественно как публицист, в Осетии - как поэт. Из-за отсутствия периодической печати на осетинском языке Х. выступал исключительно в русской прессе. Публицистика принесла ему славу неподкупного заступника горских народов Кавказа, борца против нищеты, политического бесправия горцев, административного насилия, культивирования темноты, невежества и национальной розни. Наиболее значительны его статьи «Владикавказские письма» (1896), «Накануне» (1897), «Насущные вопросы» (1901) и др. Продолжая традиции русских революционных демократов, Х., по существу, был поборником интернационального единения равноправных народов России. Поэтическое наследие Х. обширно: лирические стихи, романтические и сатирические поэмы, басни, стихи для детей, народные предания и притчи к оригинальной художественной трактовке. Стихи и поэмы, написанные на русском языке («Стихотворения»), вышли отдельным изданием в 1895 в Ставрополе. Но всю силу и обаяние поэтического таланта Х. можно ощутить по произведениям,

написанным на родном языке, вошедшим в сборнике «Осетинская лира» (1839). Центр поэтического мира Х. - вопрос об исторической судьбе родного народа. Этой теме посвящены поэмы «Фатима» (1889), «Перед судом» (1893), «Плачущая скала» (1894) и обширный этнографический очерк «Особа» (1894). Грядущее и Свобода - любимые поэтические категории Х. Он был певцом бедноты. В его поэзии мысль о народной нищете, о бесправии народа присутствует постоянно. Сатирическая поэма «Кому живётся весело» (1893) посвящена публицистическому обличению «грабителей народной нищеты». Творческое наследие Х. в годы Советской власти получило всесоюзное признание, его произведения переведены почти на все языки народов СССР и на многие европейские языки. Х. был также первым осетинским живописцем.

Последователь русских художников демократического направления, Х. с большим сочувствием показывал в своих жанровых картинах жизнь простого народа, писал портреты, пейзажи Кавказа.

В 1939 в Орджоникидзе организован дом-музей Х.; в 1955 там же установлен писателю (скульптор С. Д. Тавасиев, архитектор И. Г. Гайнутдинов).

Поэзия Хетагурова схожа по многим темам, мотивам и настроениям с поэзией одного из самых известных поэтов-демократов конца XIX века С.Я.Надсона, хотя в отличие от первого, устремленного в будущее, отстаивающего идею революционного преобразования мира, второй – зовет своих современников «назад», в те годы, когда смело звучали голоса Добролюбова, Некрасова, Чернышевского, Лермонтова, так как в настоящей жизни он чувствует не только свое бессилие, но и всего своего поколения.

Но роднит Коста и Надсона то, что они негативно относились к миру сытых, выразили свой протест против угнетения народа, его бесправия и нищеты; единодушны они и во мнении о невозможности выразить в слове всю полноту чувств, испытываемых человеком.

Продолжая некрасовские традиции любви к трудовому народу, поэты-демократы, как и Хетагуров, выступили против бесправного положения женщины, ее тяжелой участи, созвучны и их представления о роли поэта, долг которого верно служить родине и делу освобождения народа.

Пускай не знает

Покоя творец!

Семья родная,

Оплачь мой конец.

Я слаб, безвестен

В родимом краю…

Отец, о если б

Мне доблесть твою!

Отвергнут ныне

Селением всем,

В тоске, в унынье

На сходках я нем:

Стою, увядший

От дум и забот.

На битву младший

За мной не идет.

За край мой кровью

Своей не плачу -

Раба оковы,

Бесславный влачу.

Стихотворение Н.А.Некрасова «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода…»). (Восприятие, истолкование, оценка). Стихотворение Ф.И.Тютчева «К.Б.» («Я встретил вас – и всё былое…»). (Восприятие, истолкование, оценка). «Вдохновение и вера в силу вдохновения, глубокое понимание красот природы, сознание того, что проза жизни кажется прозою лишь для очей, не просветлённых поэзией, - вот особенности г. Фета…» (А.В.Дружинин). Своеобразие гражданской лирики Некрасова. Образы народных заступников в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Тема любви в лирике Некрасова. Тема народных страданий в поэзии Некрасова. Картины народной жизни в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Стихотворение Ф.И.Тютчева «Эти бедные селенья…». (Восприятие, истолкование, оценка). Тема любви в лирике Тютчева. Как представляют себе счастье герои поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»? «Тютчев написал немного; но всё написанное им носит на себе печать истинного и прекрасного таланта, нередко самобытного, всегда грациозного, исполненного мысли и неподдельного чувства» (Н.А.Некрасов). Тема любви в лирике Фета. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Silentium». (Восприятие, истолкование, оценка). Сатирическое изображение помещиков в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Образы народных заступников в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Тема женской доли поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».

Говоря о русском искусстве XIX века, специалисты часто называют его литературоцентричным. И действительно, русская литература во многом определила тематику и проблематику, общую динамику развития и музыки, и изобразительного искусства своего времени. Поэтому многие картины русских живописцев кажутся иллюстрациями к романам и рассказам, а музыкальные произведения строятся на подробных литературных программах.

Сказалось это и в том, что все выдающиеся литературные критики брались оценивать и музыкальные, и живописные произведения, формулировать свои требования к ним.

Это, конечно, в первую очередь относится к прозе, но и поэзия XIX века оказала сильное влияние на развитие национального искусства. Хорошо это или плохо – другой вопрос, однако для полноценного изучения русской поэзии и ее встраивания в общий контекст русского искусства – несомненно, очень удобно.

Так, основными жанрами русского музыкального искусства XIX века были романс и опера – вокальные произведения, в основе которых лежит стихотворный текст.

Живопись, в свою очередь, чаще всего изображала картины русской природы в разные времена года, что напрямую корреспондирует с природной лирикой русских поэтов разных направлений. Не менее популярными были бытовые сюжеты «из народной жизни», столь же отчетливо перекликающиеся с поэзией демократического направления. Впрочем, это настолько очевидно, что не нуждается в доказательствах.

Поэтому самый простой ход – иллюстрирование изучаемых стихотворений прослушиванием романсов на их слова и демонстрацией репродукций. При этом лучше всего, если стихи одного поэта будут сопровождать романсы одного композитора и картины одного живописца. Это позволит, попутно с изучением творчества каждого поэта, получить дополнительно представление еще о двух мастерах русской культуры, чего невозможно сделать при использовании иллюстраций многих авторов. Так, к поэзии Ф. Глинки можно подобрать графику и живопись Ф. Толстого и романсы Верстовского или Направника, в поэзии Полонского – хоры на его стихи С. Танеева и пейзажную живопись Саврасова и т. д.

Тем, кто хотел бы разобраться во взаимоотношениях поэзии и изобразительного искусства обстоятельнее, необходимо обратиться к книгам В. Альфонсова «Слова и краски» (М.; Л., 1966) и К. Пигарева «Русская литература и изобразительное искусство» (М., 1972), статьям сборников «Взаимодействие и синтез искусств» (Л., 1978), «Литература и живопись» (Л., 1982).

Очень хорошо, если к работе по подбору музыки и репродукций удастся привлечь самих учащихся: это научит их самостоятельно ориентироваться в мире искусства, творчески относиться к его интерпретации. Даже в тех случаях, если выбор учеников покажется учителю не вполне удачным, стоит вынести его на суд классного коллектива и совместными усилиями решить, что в этом выборе не вполне точно и почему. Таким образом уроки и внеклассные занятия по литературе могут стать подлинным введением в национальную русскую культуру в целом.

Нельзя обойти вниманием и такую область непосредственного контакта искусств, как портретирование поэтов художниками-современниками. Именно художественные изображения-версии позволяют уловить личность писателей в их эстетической, художнической ипостаси, самоценной для настоящих портретистов. Как мастерский портрет может стать отправной точкой для понимания творчества, блестяще демонстрирует в своей заметке о Фофанове Д. Мережковский. Поэтому можно порекомендовать преподавателю использовать в своей работе портреты русских поэтов, воспроизводимые в томах серии «Библиотеки поэта»: А. Кольцова работы К. Горбунова (1838), К. Павловой и А. Хомякова работы Э. Дмитриева-Мамонова, портреты кисти малоизвестных графиков и живописцев, дружеские шаржи современников.

Не менее интересными и практически полезными могут стать и фотопортреты поэтов, иллюстрации к их произведениям, автографы. Эти материалы обычно воспроизводятся в необходимом для работы объеме в изданиях «Библиотеки поэта», собраниях сочинений и изданиях избранных сочинений поэтов, описание которых приведено в конце настоящего издания.

Ниже приводится в сокращении статья В. Гусева о русском романсе; рекомендуем также обратиться к книге В. Васиной-Гроссман «Музыка и поэтическое слово» (М., 1972), сборнику статей «Поэзия и музыка» (М., 1993) и к недавней статье М. Петровского «Езда в остров любви», или Что есть русский романс» (Вопросы литературы. 1984. № 5), а также бесценному в практическом смысле справочнику «Русская поэзия в отечественной музыке» (М., 1966), в котором указаны почти все вокальные произведения на стихи русских поэтов XIX века, сгруппированные по авторам текстов, с указанием соответствующих нотных изданий.

Из статьи «Песни и романсы русских поэтов»

<…> Первая половина XIX века по разнообразию видов вокальной лирики, по обилию произведений и богатству идейно-художественного их содержания может считаться порой расцвета русского бытового романса и песни. Именно в это время был создан тот основной песенный фонд, который в значительной мере определил характер русской национальной музыкально-поэтической культуры и наложил отпечаток на музыкально-поэтический быт русского общества.

Во второй половине XIX века в русской вокальной лирике происходят существенные изменения – они затрагивают и ее идейное содержание, и соотношение жанров, и стилевые изобразительные музыкально-поэтические средства.

Процесс демократизации русской культуры, расцвет реализма и углубление народности в разных видах искусства благотворно воздействовали и на развитие песенного творчества. Вдумчивое изучение фольклорной традиции поэтами и композиторами и более самостоятельное, свободное обращение с ней привело к тому, что так называемая «русская песня», отличающаяся нарочитой фольклорной стилизацией, перестала удовлетворять как самих художников, так и критику и публику.

Народно-поэтические традиции, как бы заново открытые и органически усвоенные всей передовой русской художественной культурой, придали ей ярко выраженный национальный характер, каких бы тем она ни касалась, какой бы материал ни брала, какими бы средствами отражения действительности ни пользовалась. Необходимость в особом жанре «русской песни» в этих условиях отпала. Сыграв свою положительную роль в становлении национального искусства, она уступила место другим видам песенной лирики, характеризующимся не меньшим, если не большим национальным своеобразием. Лишенная признаков внешней, формальной фольклорности, вокальная лирика не только не утрачивает, но, напротив, развивает лучшие традиции народной песенности, обогащая их опытом, приобретенным русской «книжной поэзией». Характерно, что даже поэты, наиболее близкие по своей манере к народной поэзии, преодолевают условности жанра «русской песни» и отказываются от самого термина, предпочитая ему название «песня» или вовсе обходясь без последнего. Стилистические особенности народной поэзии творчески ассимилируются, перерабатываются, получают ярко выраженное индивидуализированное преломление в художественном методе каждого более или менее крупного поэта.

Стремление преодолеть условность «русской песни», отказаться от ее музыкально-поэтических штампов порождает в эстетическом сознании выдающихся поэтов, композиторов и особенно критиков второй половины XIX века своеобразную реакцию на жанр в целом, даже на лучшие произведения этого жанра, созданные в первой половине века. Берется под сомнение самая народность многих «русских песен», и им дается далеко не всегда справедливая оценка. Один Кольцов избегает сурового суда новых поколений, хотя на смену восторженным оценкам приходит объективный анализ как сильных, так и слабых сторон его поэзии. Революционно-демократическая критика 50-60-х годов делает в этом отношении шаг вперед по сравнению с Белинским. Уже Герцен, высоко оценивая поэзию Кольцова, сопоставляя его значение для русской поэзии со значением Шевченко для украинской, отдает предпочтение второму. Огарев, как бы комментируя замечание своего друга, определяет смысл поэзии Кольцова как отражение «народной силы, еще не доросшей до дела». Ограниченность народности Кольцова становится особенно ясной Добролюбову: «Его (Кольцова. – В. Г. ) поэзии недостает всесторонности взгляда, простой класс народа является у него в уединении от общих интересов». В другом месте, подобно Герцену, сопоставляя Кольцова с Шевченко, Добролюбов писал, что русский поэт «складом своих мыслей и даже своими стремлениями иногда удаляется от народа». Еще более суровую оценку под пером революционно-демократической критики получают «русские песни» Мерзлякова, Дельвига, Цыганова – они признаются псевдонародными. То же происходит и в области музыкальной критики. С точки зрения Стасова и его последователей, «русская песня», культивировавшаяся Алябьевым, Варламовым и Гурилевым, рассматривается как искусственная, подражательная, псевдонародная. В своей монографии о Глинке В. В. Стасов, ратуя за подлинно национальное и демократическое искусство, дал общую отрицательную оценку фольклорным стилизациям и заимствованиям, модным в разных видах русского искусства первой половины XIX века: «В 30-х годах было у нас, как известно, очень много речи о народности в искусстве… Национальность принималась тогда в самом ограниченном значении, и потому тогда думали, что для сообщения национального характера своему произведению художник должен вставить в него, как в новую оправу, то, что уже существует в народе, созданное его непосредственным творческим инстинктом. Желали и требовали невозможного: амальгамы старых материалов с искусством новым; забывали, что материалы старые соответствовали своему определенному времени и что искусство новое, успев уже выработать свои формы, нуждается и в новых материалах». Это высказывание Стасова имеет принципиальный характер. Оно помогает понять несостоятельность довольно распространенного упрощенного представления о требованиях к искусству выдающегося критика-демократа. Когда говорят о его пропаганде фольклора, о его борьбе за национальное своеобразие и народность искусства, обычно забывают, что Стасов всегда выступал против потребительского отношения к фольклору, против пассивного, механического его усвоения, против стилизаторства, против внешней, натуралистической фольклорности. Это высказывание объясняет и резко отрицательное отношение Стасова к «русской песне»: даже о «Соловье» Дельвига и Алябьева он отзывался иронически, ставя его в ряд «никуда не годных „русских“ музыкальных сочинений тогдашних наших аматеров». Всех композиторов доглинкинского периода он считал «дилетантами» и полагал, что их опыты «были совершенно ничтожны, слабы, бесцветны и бездарны». Песенное творчество этих композиторов Стасов игнорировал, а его последователь А. Н. Серов презрительно окрестил весь стиль «русской песни» – «варламовщиной», считая характерными ее признаками «пошлость» и «приторность».

Преувеличенность и несправедливость таких отзывов теперь очевидна, но их следует принять во внимание, чтобы понять, что отказ во второй половине XIX века от жанра «русской песни» был продиктован прогрессивным стремлением к развитию реализма и к более высокой ступени народности. Этим и следует объяснить тот факт, что и Некрасов, и даже Никитин и Суриков не столько следуют традиции «русской песни», сколько сочетают интерес к народной жизни и подлинному фольклору с изучением опыта русской классической поэзии. Не случайно также песнями в точном смысле этого слова теперь еще чаще, чем в первой половине XIX века, становятся не те стихи, которые в какой-то мере все же ориентируются на традиции «русской песни», а те, которым сами поэты не пророчили «песенного будущего». Еще И. Н. Розанов заметил, что из стихотворений Некрасова популярность в быту приобрела его агитационно-гражданская лирика, сюжетные стихотворения, отрывки из поэм, а не собственно «песни». То же самое произошло и с произведениями Никитина – в устный репертуар прочно вошли главным образом не его «песни» (из них только «Песня бобыля» действительно стала песней), а такие стихотворения, как «Вырыта заступом яма глубокая…», «Ехал из ярмарки ухарь-купец…», «Медленно движется время…». Не составляет исключения и Суриков – написанная в традиционном стиле «Песня» («В зеленом саду соловушка…») оказалась гораздо менее популярной, нежели стихотворения «В степи», «Сиротой я росла…», «Рябина», «Казнь Стеньки Разина»; в этих стихотворениях связь с фольклором несомненна, но она приобретает характер свободной интерпретации народно-поэтического сюжета или образа. Показательно в этом отношении стихотворение «В степи», навеянное известной протяжной народной песней о степи Моздокской. Любопытно, что это стихотворение, превратившись в песню, вытеснило из народного репертуара традиционную песню. Правда, народ при этом отказался от сюжетного обрамления песни, введенного поэтом.

Если отмечаемое явление столь характерно для поэтов, непосредственно связанных с фольклорной традицией, то неудивительно, что оно прослеживается и в творчестве других поэтов второй половины XIX века. Большинство из них вовсе уже не пишет стихов в стиле «русской песни»; в тех же случаях, когда некоторые поэты отдавали дань этому жанру, песенную жизнь обретают, как правило, не их «русские песни», а другие стихотворения – как, например, у А. Толстого или у Мея. Наиболее популярные песни второй половины XIX века уже нисколько не напоминают по своему типу жанр «русской песни».

Правда, в конце XIX века жанр «русской песни» как бы возрождается в творчестве Дрожжина, Ожегова, Панова, Кондратьева, Ивина и других поэтов, группировавшихся главным образом в «Московском товарищеском кружке писателей из народа», «Литературно-музыкальном кружке им. Сурикова» и в разных аналогичных провинциальных объединениях. Но из многочисленных произведений, написанных в манере кольцовской и суриковской лирики и заполнявших сборники и песенники, издаваемые этими кружками и особенно предприимчивым Ожеговым, лишь очень немногие приобрели действительно песенную жизнь, а еще меньшее количество вошло в устный репертуар масс.

Песенная популярность произведений поэтов-суриковцев зачастую преувеличивается исследователями их творчества. Иногда сообщаются просто неверные сведения, которые из авторитетных изданий перекочевывают в различные статьи и комментарии в сборниках. Так, в академической «Истории русской литературы» читаем: «Суриковцы – поэты-песенники по преимуществу. Лучшие их стихи, родственные стилю крестьянской лирики, иногда прочно входили в народный обиход. Таковы песни „Не брани меня, родная…“ А. Е. Разоренова, „Потеряла я колечко…“ М. И. Ожегова и др.». Но в действительности популярная песня «Не брани меня, родная…» была создана Разореновым задолго до того, как возник кружок суриковцев, и даже до того, как начал писать стихи сам Суриков, а именно – в 40-е или в начале 50-х годов; ни одно из стихотворений Разоренова-суриковца, написанных во второй половине XIX века, песней не стало. Что же касается песни «Потеряла я колечко…», то Ожегов вовсе не является ее автором – он лишь обработал известную до него песню. Характерно, что другие песни самого Ожегова (исключая «Меж крутых берегов…») не приобрели такой популярности, как эта его обработка старой песни.

Дрожжин был весьма плодовитым поэтом, и литературная деятельность его продолжалась более полувека, очень многие его стихи были положены на музыку, некоторые популяризовались с эстрады певицей Н. Плевицкой. Но примечательно, что песнями стали фактически 3–4 его стихотворения, преимущественно раннего периода его творчества. Еще более проблематична песенная судьба стихотворений других поэтов-суриковцев и близких им поэтов. Из стихотворений Панова, написавшего большое количество «песен», в устный обиход вошло два-три. В сборнике Кондратьева «Под шум дубрав» опубликовано несколько десятков «русских песен», но ни одна из них не пелась (в городской среде некоторую известность приобрели другие его стихотворения: одно написано в стиле «жестокого романса», другое – «цыганской песни»). Как ни пропагандировал Ожегов в своих песенниках стихи И. Ивина, А. Егорова, И. Вдовина, С. Лютова, Н. Прокофьева, Н. Либиной и др., в устный репертуар они не проникли.

Поэты-суриковцы не только не продвинулись вперед по сравнению со своим учителем, творчески воспринявшим фольклорные традиции, а, в сущности, сделали шаг назад – к «русской песне» первой половины XIX века. Они не смогли вдохнуть жизнь в этот жанр, возможности которого были исчерпаны уже их предшественниками.

Наиболее характерным типом вокальной лирики второй половины XIX – начала XX века становится свободолюбивая революционная песня в разных жанровых ее разновидностях: агитационная, гимническая, сатирическая, траурный марш. Созданные поэтическими представителями разных поколений и течений освободительной борьбы русского народа – революционной демократии, революционного народничества и пролетариата, – эти песни из подполья, из нелегальных кружков и организаций распространялись по тюрьмам и ссылкам, проникали в массы, звучали на демонстрациях и на митингах, во время забастовок, стачек и баррикадных боев.

Как правило, эти песни создавали сами участники революционного движения, не являвшиеся поэтами-профессионалами, или люди, совмещавшие литературную деятельность с участием в освободительной борьбе: А. Плещеев («Вперед! без страха и сомненья…»), П. Лавров («Отречемся от старого мира…», М. Михайлов («Смело, друзья! Не теряйте…»), Л. Пальмин («Не плачьте над трупами павших бойцов…»), Г. Мачтет («Замучен тяжелой неволей…»), В. Тан-Богораз («Мы сами копали могилу себе…»), Л. Радин («Смело, товарищи, в ногу…»), Г. Кржижановский («Беснуйтесь, тираны…»), Н. Ривкин («Море в ярости стонало…») и др. Авторами мелодий этих песен тоже, как правило, оказывались непрофессиональные композиторы (А. Рашевская, Н. и П. Песков), иногда – сами же поэты (Л. Радин, Н. Ривкин), весьма редко – известные музыкальные деятели (П. Сокальский), чаще же всего авторы музыки оставались неизвестными.

В репертуар борцов за свободу входили, приобретая в устном исполнении черты революционного песенного творчества, и стихотворения поэтов, далеких от освободительной борьбы, но объективно отразивших в некоторых своих произведениях устремления ее участников или уловивших общественное настроение своей эпохи. Поэтому созвучными революционной поэзии и вообще популярными в демократической, оппозиционно настроенной среде оказались и стихотворения А. К. Толстого («Колодники»), Я. Полонского («Что мне она…»), И. Никитина («Медленно движется время…), вплоть до „Каменщика“ В. Брюсова, и даже некоторые произведения консервативных авторов: „Есть на Волге утес…“ А. А. Навроцкого, „Полоса ль моя, полосонька…“ В. В. Крестовского, „Отворите окно, отворите…“ Вас. И. Немировича-Данченко.

Замечательной особенностью, отличающей революционные песни второй половины XIX – начала XIX века, является то, что они имели подлинно массовое распространение, зачастую распевались в вариантах, отличных от авторской редакции, сами становились образцом для подобных же анонимных песен, включались в процесс коллективного песнетворчества, – одним словом, фольклоризировались. Другим характерным их признаком является хоровое, чаще всего многоголосое исполнение без аккомпанемента («русская песня», как правило, по самому своему содержанию предполагала сольное исполнение; в первой половине XIX века лишь застольные, студенческие и некоторые «вольные песни» исполнялись хором).

Последнее обстоятельство позволяет в вокальной лирике второй половины XIX века провести более четкую грань между песней в собственном смысле этого слова и романсом, ориентирующимся на сольное исполнение и музыкальное сопровождение на каком-нибудь инструменте.

Но и в самом романсовом творчестве с середины XIX века происходит заметная эволюция. Как отмечает исследователь, «резко разграничивается и область романса „профессионального“ и „бытового“, и значительно меняется их соотношение». Действительно, в XVIII веке и в первой половине XIX века все романсовое творчество, в сущности, было доступно любому любителю музыки и легко входило в домашний быт, особенно в дворянской интеллигентной среде. Лишь некоторые романсы Глинки могут считаться первыми образцами «профессионального» романса, требующего от певца большого технического мастерства и специальной подготовки. Совершенно иначе обстоит дело во второй половине XIX – начале XX века. Бытовой романс становится теперь главным образом уделом второстепенных композиторов. Среди авторов бытового романса на слова русских поэтов-современников можно назвать Н. Я. Афанасьева, П. П. Булахова, К. П. Вильбоа, К. Ю. Давыдова, С. И. Донаурова, О. И. Дютша, Г. А. Лишина, В. Н. Пасхалова, В. Т. Соколова. Историк русской музыки Н. В. Финдейзен пишет: «Некоторые произведения этих романсистов… пользовались иногда завидной, хотя и дешевой популярностью…» Бытовой романс в собственном смысле этого слова мельчает в идейно-психологическом содержании и часто отмечен печатью формального эпигонства по отношению к мастерам бытового романса первой половины XIX века. Это, разумеется, не означает, что в массе посредственных произведений названного жанра вовсе не было таких, которые по своей художественности приближались бы к бытовому романсу первой половины XIX века.

Очень популярными бытовыми романсами второй половины XIX – начала XX века оказались «Пара гнедых» Апухтина, «Под душистою ветвью сирени…» В. Крестовского, «Забыли вы» П. Козлова, «Это было давно… я не помню, когда это было…» С. Сафонова, «Письмо» А. Мазуркевича, «Под впечатлением „Чайки“ Чехова» Е. Буланиной, «Ноктюрн» З. Бухаровой. Они надолго вошли в устный обиход.

Лучшими бытовыми романсами рассматриваемого периода становятся некоторые наиболее доступные любителям музыки романсы крупных композиторов. Примечательно, что с музыкой композиторов второй половины XIX века входят в быт стихи поэтов и первой половины века. Таковы, в частности, многие романсы Балакирева на тексты Пушкина, Лермонтова, Кольцова. Любопытно, например, что разночинцам 60-х годов полюбился романс Балакирева на слова Лермонтова «Песня Селима» – не случайно его поет «дама в трауре» из романа Чернышевского «Что делать?». Песенную популярность приобрели и некоторые романсы Даргомыжского на слова поэтов середины XIX века – Н. Павлова («Она безгрешных сновидений…»), Ю. Жадовской («Ты скоро меня позабудешь…»), Ф. Миллера («Мне все равно…»). Широко известными стали «Калистрат» Некрасова – Мусоргского и «Я пришел к тебе с приветом…» Фета – Балакирева. Особенно прославились многие романсы Чайковского на слова поэтов второй половины XIX века: «О, спой же ту песню, родная…» (Плещеев), «Хотел бы в единое слово…» (Мей), «Ночи безумные, ночи бессонные…» (Апухтин), «На заре ты ее не буди…» (Фет), «Средь шумного бала…» (А. К. Толстой), «Растворил я окно…» (К. Р.), «Мы сидели с тобой у заснувшей реки…» (Д. Ратгауз).

Многие из стихотворений поэтов второй половины XIX – начала XX века стали замечательными явлениями русской вокальной лирики, где достигнуто полное слияние текста и музыки. Это относится к творчеству таких поэтов, как А. К. Толстой, Плещеев, Майков, Фет, Полонский, Апухтин, Мей. Стихотворения же некоторых поэтов вообще живут до сих пор лишь как романсы (Голенищев-Кутузов, Ростопчина, Минский, Ратгауз, К. Р.). Вместе с музыкой крупнейших композиторов стихотворения названных поэтов прочно вошли в сознание русской интеллигенции, а по мере повышения культурного уровня масс становятся достоянием все более широкого круга трудящихся. Поэтому, оценивая вклад русской поэзии в национальную культуру, невозможно ограничиться только наследием классиков, но необходимо принять во внимание и лучшие образцы бытового романса – в первую очередь те произведения, которые входят в репертуар популярных исполнителей-вокалистов и постоянно звучат с эстрады концертных залов и по радио, а также проникают в современную массовую художественную самодеятельность.

Если обратиться к поэтам, чьи стихотворения особенно часто и охотно использовались крупнейшими русскими композиторами и на тексты которых созданы классические романсы, то нетрудно убедиться, что, за немногими исключениями, выбор имен оказывается не случайным. При всем том, что у каждого композитора большую роль могли играть и личные пристрастия, и вкусы (например, увлечение Мусоргского поэзией Голенищева-Кутузова), все же круг поэтов, на чьи тексты написано особенно большое количество романсов, представлен совершенно определенными именами. В творчестве любого из таких поэтов можно найти немало стихотворений, которые неоднократно положены на музыку самыми различными по своему творческому методу композиторами. И даже тот факт, что на такие стихи написана превосходная музыка Глинкой или Чайковским, чьи романсы уже приобрели известность, не останавливал ни их современников, ни композиторов последующей эпохи, вплоть до нашего времени. Есть стихотворения, на которые написаны буквально десятки романсов. Из поэтов первой половины XIX века особенно счастливыми в этом отношении были Жуковский, Пушкин, Лермонтов и Кольцов. На тексты первого русского романтика романсы создавались на протяжении целого столетия – от первых опытов его друга композитора А. А. Плещеева до произведений Ипполитова-Иванова. Только в XIX веке положено на музыку более ста семидесяти романсов Пушкина. К стихотворению «Не пой, красавица, при мне…», несмотря на то что оно до сих пор живет прежде всего с музыкой Глинки, созданной в 1828 году, после этого обращались многие другие композиторы (среди них встречаются такие имена, как Балакирев, Римский-Корсаков, Рахманинов). Стихотворение «Певец» переложено на музыку более чем пятнадцатью композиторами XIX века. В XIX – начале XX века создано огромное количество романсов на более чем семьдесят стихотворений Лермонтова. Его «Молитва» («В минуту жизни трудную…») была положена на музыку более чем тридцатью композиторами. Свыше двадцати романсов существует на слова «Казачьей колыбельной» и стихотворений: «Слышу ли голос твой…», «Нет, не тебя так пылко я люблю…». Быть может, первое место в ряду русских поэтов в этом отношении принадлежит Кольцову – на его тексты создано около семисот романсов и песен более чем тремястами композиторов! Как видим, удельный вес поэтов первой половины XIX века в русской вокальной лирике приблизительно совпадает с их значением в истории поэзии – романсы первостепенных поэтов явно преобладают (исключение составляет лишь Баратынский, на слова которого написано сравнительно мало романсов).

Когда же мы обратимся ко второй половине XIX века и началу XX века, то здесь картина, на первый взгляд, неожиданно меняется: поэты, роль которых в истории поэзии представляется скромной, зачастую предпочитаются композиторами более крупным поэтам, и в романсном репертуаре они занимают едва ли не большее место, чем корифеи русской поэзии. Любопытно, что в то время, как из стихотворного наследия Некрасова внимание композиторов привлекло около шестидесяти текстов, из Майкова и Полонского положено на музыку свыше семидесяти текстов. Романсами стало более девяноста стихотворений Фета, свыше пятидесяти стихотворений Плещеева и Ратгауза, свыше сорока стихотворений Надсона, столько же – Апухтина. Может быть, особенно парадоксальна картина для поэзии начала XX века: своеобразный «рекорд» принадлежит Бальмонту – на музыку положено свыше ста пятидесяти его стихотворений (за каких-нибудь двадцать лет почти столько же, сколько за столетие у Пушкина, и больше, чем у Лермонтова, Тютчева, Некрасова). Причем среди композиторов, создававших романсы на его слова, мы встречаем Рахманинова, Танеева, С. Прокофьева, Гречанинова, Глиэра, Ипполитова-Иванова, Стравинского, Мясковского… Блок в этом отношении значительно уступает – на его тексты написано около пятидесяти романсов. Бальмонту мог позавидовать в этом отношении и Брюсов. Другие поэты заметно «отстают» и от Блока, и от Брюсова – даже А. Ахматова, В. Иванов, Д. Мережковский, Ф. Сологуб, чьи тексты все же неоднократно перекладывались на музыку. Впрочем, многие известные поэты начала XX века могли бы гордиться тем, что хотя бы одно-два их стихотворения были положены на музыку крупнейшими композиторами этой поры.

Что же привлекало музыкантов в поэзии второй половины XIX – начала XX века? Разумеется, вряд ли возможен категорический и односложный ответ на этот вопрос, одинаково приложимый к творчеству всех поэтов. Но, принимая во внимание особенности и возможности вокальной музыки, а также те творческие задачи, которые ставили перед собой композиторы, создавая романсы, следует отметить, что они отдавали предпочтение тем стихам, где с наибольшей непосредственностью выражено внутреннее психологическое состояние лирического героя, особенно таким, где переживание поэта оказывается как бы неполным, не высказанным до конца, что давало возможность выявить его музыкальными средствами. Поэзия намеков, недомолвок, содержащая глубокий лирический подтекст, представляла наибольший творческий простор для воображения композитора. Не последнюю роль играли и некоторые стилистические особенности творческой манеры таких поэтов, как Фет, А. Толстой, Мей, Полонский – развитие темы и композиционное строение стихотворения, напоминающее структуру музыкального произведения, насыщенность текста повторами, восклицаниями, смысловыми паузами, мелодичность языка, плавность ритма, гибкая речевая интонация. Некоторые из названных поэтов сознательно следовали в своем творчестве музыкальным законам. Так, Фет исходил из сформулированного им самим теоретического принципа: «Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны… Все вековечные поэтические произведения… в сущности… песни». Не случайно один из циклов Фет назвал «Мелодиями». Поэт признавался: «Меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих».

Многое для понимания судеб русской поэзии в музыке дают и высказывания самих композиторов. Чайковский в одном из своих писем четко формулировал, что «главное в вокальной музыке – правдивость воспроизведения чувств и настроений…». Великий композитор много размышлял об особенностях русской версификации и интонационного строя русских стихов, искал в поэзии разнообразия ритмов, строфики и рифм, создающих наиболее благоприятные возможности для музыкального выражения лирического содержания поэзии. Чайковского привлекал тип напевного интонационно-выразительного стиха, и сам он называл в качестве образца в этом отношении поэзию Фета. О нем композитор писал: «Скорее можно сказать, что Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область… Это не просто поэт, а скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению словами». Так же высоко оценивал Чайковский и поэзию А. К. Толстого: «Толстой – неисчерпаемый источник для текстов под музыку; это один из самых симпатичных мне поэтов».

Именно присущая поэзии Фета и А. К. Толстого, а также Плещеева, Мея, Полонского, Апухтина и близких им поэтов манера выражения чувств, настроений и мыслей и характер интонирования стиха предоставляли наилучшие возможности для переложения их стихов на музыку. Поэтому не только у Чайковского, но и в романсном творчестве других крупных композиторов второй половины XIX века, наряду с классическими мастерами русской поэзии, стихи названных поэтов занимают центральное место.

Литература 2 половины 19 века сыграла важную роль в общественной жизни страны. В этом уверены большинство современных критиков и читателей. В то время чтение было не развлечением, а способов познания окружающей действительности. Для писателя само творчество становилось важным актом гражданского служения обществу, так как у него была искренняя вера в силу творческого слова, в вероятность того, что книга сможет воздействовать на ум и душу человека так, чтобы он менялся к лучшему.

Противостояние в литературе

Как отмечают современные исследователи, именно из-за этой веры в литературе 2 половины 19 века рождался гражданский пафос борьбы за какую-нибудь идею, которая могла сыграть важную роль в преобразовании страны, отправить всю страну по тому или иному пути. 19 век был веком максимального развития отечественной критической мысли. Поэтому выступления в печати критиков того времени вошли в анналы русской культуры.

Известное противостояние, которое наметилось в истории литературы в половине 19 века, обозначилось между западниками и славянофилами. Эти общественные течения возникли в России еще в 40-х годах XIX столетия. Западники выступали за то, что с реформ Петра I началось истинное развитие России, а в будущем необходимо следовать по этому историческому пути. При этом ко всей допетровской Руси они относились с пренебрежением, отмечая отсутствие достойной уважений культуры и истории. Славянофилы выступали за самостоятельное развитие России независимо от Запад.

Как раз в те времени среди западников популярным стало весьма радикальное движение, которое было основано на учении утопистов с социалистическим уклоном, в частности, Фурье и Сен-Симона. Самое радикальное крыло этого движения рассматривало революцию в качестве единственного способа что-то изменить в государстве.

Славянофилы, в свою очередь, настаивали, что история России не менее богата, чем западная. По их мнению, западная цивилизация страдала от индивидуализма и безверия, разочаровавшись в духовных ценностях.

Противостояние между западниками и славянофилами наблюдалось и в русской литературе 2 половины 19 века, а особенно в критике по отношению к Гоголю. Западники считали этого писателя основоположником социально-критического направления в отечественной литературе, а славянофилы настаивали на эпической полноте поэмы "Мертвые души" и ее пророческом пафосе. Помните, что критические статьи играли большую роль в отечественной литературе 2-ой половины 19 века.

"Натуралисты"

В 1840 годах появилась целая плеяда писателей, сплотившихся вокруг литературного критика Белинского. Эта группа писателей и стала называться представителями "натуральной школы".

В литературе 2 половины 19 века они были весьма популярны. Их главный герой - представитель непривилегированного сословия. Это мастеровые, дворники, нищие, крестьяне. Писатели стремились дать возможность им высказаться, показать их нравы и быт, отразив через них всю Россию под особым углом.

Большую популярность среди них получает жанр В нем с научной строгостью описываются разные слои общества. Яркие представители "натуральной школы" - Некрасов, Григорович, Тургенев, Решетников, Успенский.

Революционеры-демократы

К 1860 годам противостояние между западниками и славянофилами сходит на нет. Но споры между представителями интеллигенции продолжаются. Вокруг бурно развиваются города, промышленность, меняется история. В этот момент в литературу 2 половины 19 века приходят выходцы из самых разных социальных слоев. Если раньше писательство было уделом дворянство, то теперь за перо берутся купцы, священники, мещане, чиновники и даже крестьяне.

В литературе и критике развиваются идеи, заложенные еще Белинским, авторы ставят перед читателями острые социальные вопросы.

Философские основы закладывает в своей магистерской диссертации Чернышевский.

"Эстетическая критика"

Во 2 половине 19 века в литературе направление "эстетической критики" получает особое развитие. Боткин, Дружинин, Анненков не принимают дидактизма, провозглашая самоценность творчества, а также его отрешенность от социальных проблем.

"Чистое искусство" должно решать исключительно эстетические задачи, к таким выводам приходили представители "органической критики". В ее принципах, разработанных Страховым и Григорьевым, подлинное искусство становилось плодом не только разума, но и души художника.

Почвенники

Большую популярность в этот период получили почвенники. К ним себя относили Достоевский, Григорьев, Данилевский, Страхов. Они развивали идеи славянофилом, предостерегая при этом слишком увлекаться социальными идеями, отрываться от традиции, реальности, истории и народа.

Они пытались проникнуть в жизнь обычных людей, выведя общие принципы для максимального органичного развития государства. В журналах "Эпоха" и "Время" они критиковали рационализм оппонентов, которые, по их мнению, были настроены слишком революционно.

Нигилизм

Одной из особенности литературы 2 половины 19 века стал нигилизм. В нем почвенники видели одну из главных угроз для настоящей действительности. Нигилизм был очень популярен среди разных слоев русского общества. Он выражался в отрицании принятых норм поведения, культурных ценностей и признанных лидеров. Моральные принципы при этом подменялись понятиями собственного удовольствия и пользы.

Самое яркое произведение этого направления - роман Тургенева "Отцы и дети", написанный в 1861 году. Его главный герой Базаров отрицает любовь, искусство и сострадание. Им восторгался Писарев, который был одним из главных идеологов нигилизма.

Жанр романа

Важную роль в русской литературе этого периода занимает роман. Именно во второй половине XIX века выходит эпопея Льва Толстого "Война и мир", политический роман Чернышевского "Что делать?", психологический роман Достоевского "Преступление и наказание", социальный роман "Господа Головлевы" Салтыкова-Щедрина.

Самым значимым стало произведение Достоевского, отразившее эпоху.

Поэзия

В 1850-е годы поэзия переживает период расцвета после непродолжительного забвения, которое наступило после золотого века Пушкина и Лермонтова. На авансцену выходят Полонский, Фет, Майков.

В стихах поэты уделяют повышенное внимание народному творчеству, истории, быту. Важным становится осмысление российской истории в произведения Алексея Константиновича Толстого, Майкова, Мея. Именно былины, народные предания и старинные песни определяют стиль авторов.

В 50-60-е годы популярным становится творчество гражданских поэтов. С революционно-демократическими идеями связывают стихи Минаева, Михайлова, Курочкина. Главным авторитетом для поэтов этого направления становится Николая Некрасов.

К концу XIX века популярными становятся крестьянские поэты. Среди них можно выделить Трефолева, Сурикова, Дрожжина. Она в своем творчестве продолжают традиции Некрасова и Кольцова.

Драматургия

Вторая половина XIX столетия - время развития национальной и самобытной драматургии. Авторы пьес активно используют фольклор, уделяют внимание крестьянскому и купеческому быту, отечественной истории, языку, на котором говорит народ. Часто можно встретить произведения, посвященные социально-нравственной проблематике, в них романтизм сочетается с реализмом. К таким драматургам относится Алексей Николаевич Толстой, Островский, Сухово-Кобылин.

Многообразие стилей и художественных форм в драматургии привело к возникновению в самом конце столетия ярких драматических произведения Чехова и Льва Николаевича Толстого.

Влияние зарубежной литературы

Зарубежная литература 2 половины 19 века оказывает заметное влияние на отечественных писателей и поэтов.

В это время в зарубежной литературе царят реалистические романы. В первую очередь это произведения Бальзака ("Шагреневая кожа", "Пармская обитель", "Евгения Гранде"), Шарлотты Бронте ("Джейн Эйр"), Теккерея ("Ньюкомы", "Ярмарка тщеславия", "История Генри Эсмонда"), Флобера ("Госпожа Бовари", "Воспитание чувств", "Саламбо", "Простая душа").

В Англии в то время главным писателем считается Чарльз Диккенс, его произведениями "Оливер Твист", "Записки Пикквикского клуба", Жизнь и приключения Никласа Никклби", "Рождественская песнь", "Домби и сын" зачитываются и в России.

В европейской поэзии настоящим откровением становится сборник стихов Шарля Бодлера "Цветы зла". Это произведения знаменитого европейского символиста, вызвавшие целую бурю недовольства и возмущения в Европе из-за большого количества непристойных строк, поэта даже оштрафовали за нарушение норм морали и нравственности, сделав сборник стихов одним из самых популярных в десятилетии.

Начало второй половины ХIХ века ознаменовалось в России мощным общественным подъемом, который требовал от литературы, и прежде всего от поэзии, нового содержания и новых художественных форм, способных отразить сложные социальные противоречия действительности. Конец ХIХ столетия ознаменовался глубоким кризисом, охватившим всю европейскую культуру, явившимся следствием разочарования в прежних идеалах и ощущением приближения гибели существующих общественно - политических порядков.

В XIX веке завершился классический период русской поэзии. Мысленно охватывая ее безбрежное море, нельзя не восхищаться поразительным многообразием вопросов и проблем, которые затрагивали в своих произведениях русские поэты, стремившиеся в проникновенно – глубоких и эмоционально – взволнованных стихотворениях сохранить и утвердить веру в вечные духовные ценности, в нетленность общечеловеческих идеалов христианства, напомнить о высшем смысле жизни и высоком предназначении человека, проникнуть в тайны человеческого духа раскрыть непознанные и неизведанные движения сердечной жизни. И хотя каждый из поэтов делал это по-своему, старался по-особому отразить и осмыслить окружающий мир, мысли и чувства своих современников, но было одно общее, что роднило всех, даже очень не похожих друг на друга поэтов – это любовь к родине и своему многострадальному народу. И в своем проекте я хочу передать все чувства поэтов, их стихотворения о родине, природе, и рассказать немного о них.

Ф.И.Тютчев родился 23 ноября 1803 г. В имении Овстуг Орловской губернии, в дворянской семье. В 1821г. окончил словесный факультет Московского университета со степенью кандидата. Прожив за границей с краткими перерывами почти 22 года, Тютчев никогда не терял связью с родиной.

Есть в светлости осенних вечеров Умильная таинственная прелесть: Зловещий блеск и пестрота дерев, Багряных листьев томный, легкий шелест Туманная и тихая лазурь Над грустно-сиротеющей землею, И, как предчувствие сходящих бурь, Порывистый, холодный ветер порою, Ущерб, изнеможенье и на всем Та кроткая улыбка увяданья, Что в существе разумном мы зовем Божественной стыдливостью страданья.

Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует… Он к свету рвется из ночной тени И, свет, обретши, ропщет и бунтует Безверием палим и иссушен, Не выносимое он днесь выносит… И сознает свою погибель он, И жаждет веры…но о ней не просит… Не скажет ввек, с молитвой и слезой, Как не скорбит перед замкнутой дверью: «Впусти меня! -Я верю, боже мой! Приди на помощь моему неверью!» Стихотворение Ф.И. Тютчева «Наш век» написано 11 июля 1831 года. В этом стихотворении личность поэта выступает закамуфлировано, является выражением обобщенно- личного значения, кроме того, нагромождение отрицаний приводит к тому,

И.С.Тургенев родился 28 октября 1818 г. в Орлове, в дворянской семье. Воспитывался сначала дома, а затем учился в московских частных пансионах. В 1833 г. Тургенев поступил в Московский университет, но через год перевелся в Петербургский университет, который окончил со степенью кандидата. Свой творческий путь Тургенев начал как поэт, в период гг. Его стихи и поэмы печатались в разных журналах и были тепло встречены критикой и читателями.

Утро туманное, утро седое, Нивы печальные, снегом покрытые, Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица, давно позабытые. Вспомнишь обильные страстные речи, Взгляды, так жадно, так робко ловимые, Первые встречи, последние встречи, Тихого голоса звуки любимые. Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, Многое вспомнишь родное далекое, Слушая ропот колес непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое. Стихотворение выдающегося русского писателя и поэта И. С. Тургенева «В дороге» (1843), которое впоследствии было положено на музыку и стало известным романсом.

Произведение «Дворянское гнездо» было написано Тургеневым в 1859 году. «Дворянское гнездо» остается одним из светлых произведений писателя. Несмотря на крушение надежд на личное счастье героя, Лаврецкого, остается надежда на светлое будущее для других. Образ Лизы Калитиной – «тургеневской девушки» – затмевает всю окружающую ее среду и становится символом России.

Алексей Константинович Толстой родился 24 августа 1817г. в Петербурге в дворянской семье. В 1834 г. был зачислен студентом в Московский архив Министерства иностранных дел. Несколько лет провел за границей, а по возвращению в Россию служил при царском дворе. Во время Крымской войны вступил в армию, но в сражения не участвовал, он заболел тифом. Стихи Толстой начал писать еще в детстве, и его первые литературные опыты одобрил В.А. Жуковский.

Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал. Мне стан твой понравился тонкий И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моем сердце звучит. В часы одинокие ночи Люблю я, усталый, прилечь – Я вижу печальные очи, Я слышу веселую речь; И грустно я так засыпаю, И в грезах неведомых сплю… Люблю ли тебя – я не знаю, Но кажется мне, что люблю!

Не ветер, вея с высоты, Листов коснулся ночью лунной; Моей души коснулась ты – Она тревожна, как листы, Она, как гусли многострунная. Житейский вихрь ее терзал И сокрушительным набегом, Свистя и воя, струны рвал И заносил холодным снегом. Твоя же речь ласкает слух, Твое легко прикосновенье, Как от цветов летящий пух, Как майской ночи дуновенье…

А.А. Фет родился октябре- ноябре 1820 г. В Селе Новоселки Мцеского уезда Орловской губернии. Стихи начал писать очень рано. Еще учась в университете, в 1840г. Выпустил первый сборник стихов «Лирический пантеон», куда вошли преимущественно подражательные произведения. В 50-е г.г. Фет активно печатался В «современнике», «Отечественных записках» и др. журналах. Умер в Москве в 1892г.

Какие-то носятся звуки И льнут к моему изголовью. Полны они томной разлуки, Дрожат небывалой любовью. Казалось бы, что ж? Отзвучала Последняя нежная ласка, По улице пыль пробежала, Почтовая скрылась коляска... И только... Но песня разлуки Несбыточной дразнит любовью, И носятся светлые звуки И льнут к моему изголовью.

Ель рукавом мне тропинку завесила. Ветер. В лесу одному Шумно, и жутко, и грустно, и весело, Я ничего не пойму. Ветер. Кругом все гудит и колышется, Листья кружатся у ног. Чу, там вдали неожиданно слышится Тонко взывающий рог. Сладостен зов мне глашатая медного! Мертвые что мне листы! Кажется, издали странника бедного Нежно приветствуешь ты.

А.А. Григорьев родился 20 июля 1822 г. В Москве, в семье чиновника. В 1842 окончил юридический факультет Московского университета, затем уехал в Петербург и поступил на службу, но вскоре оставил ее и посвятил себя литературной деятельности. стихи и критические статьи стали появляться на страницах петербургских журналов во второй половины 40 –х гг. Главной темой творчества Григорьева является конфликт романтически настроенной личности с миром меркантилизма и жизненной прозы.

Нет, не рожден я биться лбом, Ни терпеливо ждать в передней, Ни есть за княжеским столом, Ни с умиленьем слушать бредни. Нет, не рожден я быть рабом, Мне даже в церкви за обедней Бывает скверно, каюсь в том, Прослушать августейший дом. И то, что чувствовал Марат, Порой способен понимать я, И будь сам бог аристократ, Ему б я гордо пел проклятья… Но на кресте распятый бог Был сын толпы и демагог.

Поэт - человек с творческой душою, Он болен от своих переживаний, чувств, Он болен своей работою, ее красотою, Которая из смены поколений не сходит с уст. Он передает нам все свои мечты, Всю картину былых времен, Он передает нам героев чрезмерной красоты. Героев из измененных имен. А кто бы знал, как хочется читателю Узнать всю правду о героях знаменитых произведений. Но не сможем обратится мы к писателю, И со скорбью просим у него извинений. Поэт – это человек с творческой душою. Зачем ты ушел из жизни так рано? Хочу чтобы ты поговорил со мною. Увы, ты погиб, оставив за собою своих сочинений не мало. Ты бог, ты царь, ты гений. Ты человек с потрясающим умом Не знаешь перед врагом покорений. Одни друзья, поклонники, читатели кругом. Ты спи спокойно мой поэт. Боготворить тебя всю жизнь я буду Все помнят о тебе, сомнений нет, А я никогда о тебе не забуду.

И др.) и дактилических рифм. Если раньше 3-сложниками пользовались только в малых жанрах, то Некрасов и другие поэты пишут ими также большие стихотворения и поэмы (III, , , ). 3-сложники становятся универсальными. Если в XVIII в. ямбы составляли более 80% всех стихотворных строк, а 3-сложники менее 1 %, если в первой четверти XIX в. - соответственно 3/4 и около 4%, то в рассматриваемый период ямбы - около 2/3, 3-сложники - 13% { }. А у Некрасова ямбы - около 1/2, 3-сложники - около 1/3. 3-сложники преобладают 3-стопные (III, , , , , , , , ), реже 4-стопные (III, , , ) и чередование различных стопностей; 5-стопные единичны (III, ).

Сравнив приведенные здесь 3-стопные анапесты Некрасова (III, , , , , , ), можно увидеть, как разнообразны они ритмически и интонационно - от стиха песенного до разговорного.

Дактилические рифмы в 40-х годах употреблялись еще чаще в комическом стихе, куплетном или фельетонном, например в 3-стопном ямбе с перекрестным чередованием с мужскими: А?бА?б (III, ). С середины века дактилические рифмы становятся столь же универсальными, как и женские (III, , , , , , , , , ). Единственный размер, к которому они не прививались, - 4-стопный ямб. В виде единичного эксперимента они появляются даже в александрийском стихе, вместо женских (III, ).

Опыты подражания народному стиху становятся малочисленными - и только в малых жанрах (III, , , ). Со второй трети XIX в. подражание русской народной песне многими чертами начинает сближаться с цыганским романсом (ср. II, , ; III, ). Наиболее органично усвоивший поэтику фольклора поэт, Некрасов, впитал народно-поэтическую лексику, синтаксис, образность, но из особенностей народного стиха воспринял лишь дактилические рифмы - и сделал их достоянием стиха литературного.

Некрасов - единственный поэт XIX в., 15 раз допустивший пропуски метрического ударения (трибрахии) в 3-сложниках (III, , , ), которые разовьются спустя полвека. У Некрасова же встречаются перебои метра, предвосхищающие достижения поэтов XX в., в частности Маяковского. В нескольких произведениях он среди обычных 3-сложников допускает стяжения, вводя отдельные дольниковые стихи (III, , ); или выделяет концовку, ставя дактиль вместо анапеста (III, ); или добавляет лишний слог, превращая дактиль в тактовик - при этом, опять-таки, в «дактилический» тактовик вместо анапеста (III, ).

Немногие современники оценили эти новшества. Редактор первого посмертного издания Некрасова поправлял мнимые ошибки поэта. Н. Г. Чернышевский справедливо писал: «Обыкновенный повод к поправкам подает ему «неправильность размера»; а на самом деле размер стиха, поправляемого им, правилен. Дело в том, что Некрасов иногда вставляет двусложную стопу в стих пьесы, писанной трехсложными стопами; когда это делается так, как делает Некрасов, то не составляет неправильности. Приведу один пример. В «Песне странника» Некрасов написал:

Уж я в третью: мужик! Что ты бабу бьешь?

В «Посмертном издании» стих поправлен:

…что ты бабу-то бьешь?

Некрасов не по недосмотру, а преднамеренно сделал последнюю стопу стиха двусложною: это дает особую силу выражению. Поправка портит стих».

Немногочисленны, но чрезвычайно выразительны метрические перебои у Тютчева, притом в наиболее традиционном, а поэтому самом консервативном размере - 4-стопном ямбе (III, , ). Новаторство Некрасова и Тютчева было по достоинству оценено в наши дни, на фоне Блока, Маяковского и Пастернака, когда стали привычными и дольники, и тактовики, и трибрахии, и метрические перебои. Единичные примеры свободного стиха (III, ) - предвестие XX в.

Рифма . В этот период начинает развиваться приблизительная рифма (берёза - слёзы ); теоретически ее обосновал и часто применял во всех жанрах А. К. Толстой (III, , ), но основным фоном остается рифма точная. Лирика, фольклорные стилизации удовлетворяются привычными рифмами, в дактилических особенно высок процент грамматических: утеше?ния - спасе?ния и т. п.

В сатире часты рифмы составные, с именами собственными, варваризмами (III, , , ). Д. Д. Минаева прозвали королем рифмы: его каламбурные рифмы, как и составные рифмы Некрасова-фельетониста, предвосхищают достижения Маяковского.

Большее значение, чем в предшествующий период, начинает приобретать звуковая инструментовка стиха, в частности внутренняя рифма (III, , , , , , , , ).

Строфика . Возрастает удельный вес строфических произведений. Если в XVIII и первой четверти XIX в. их количество составляло приблизительно треть всех стихотворных произведений, то теперь заметно превышает половину { }. Преобладают 4-стишия. Огромные сложные строфы, как у Державина и Жуковского, сходят на нет. Зато виртуозно варьируются у Фета и некоторых других поэтов 6-стишия (III, , , , , , ), 8-стишия (III, , , ), необычны нечетные строфы (III, , , ), даже 4-стишия звучат необычно (III, ). Особо надо отметить строфы с холостыми стихами. Встречаются два типа. Один - 4-стишие с зарифмованными только четными стихами хаха (III, , ), ставшее с середины века под влиянием переводов из Гейне очень популярным. Другой - индивидуальные строфы. У раннего Тютчева они были похожи на державинские (III, , ), у Фета - своеобразны (III, , ).

Продолжают развиваться разностопные строфы, прежде всего - 4-стишия (III, , , , ). Крайняя степень контрастной разностопности - рифма-эхо (III, ) и соединение в строфе разных метров (III, ) - пока только в сатире.

Учащаются примеры строфического вольного стиха (III, , ). Сонет отходит на задний план; из других твердых форм неожиданно появляется секстина - у Л. А. Мея (III, ), Л. Н. Трефолева. В отличие от канонической формы, обе они - рифмованные.

Необыкновенные строфоиды белого 3-стопного ямба создает Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» и в стихотворении «Зеленый шум» (III, ), писавшемся одновременно с началом поэмы. Чередование дактилических и мужских клаузул не задано моделью строфы, а зависит от синтаксического строя. Внутри одного предложения, которое может охватывать в поэме от 2 до 7 стихов (в стихотворении от 2 до 5), все окончания дактилические; конец фразы обозначается мужской клаузулой. Это столь же индивидуальная структура, как, например, онегинская строфа, и если встречается у кого-либо, то звучит ритмической цитатой.

Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь - и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.

То глас ее; он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.

Небесный свод; горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, -
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.

2. Двум сестрам

Обеих вас я видел вместе -
И всю тебя узнал я в ней…
Та ж взоров тихость, нежность гласа,
Та ж прелесть утреннего часа,
Что веяла с главы твоей!

И всё, как в зеркале волшебном,
Всё обозначилося вновь:
Минувших дней печаль и радость,
Твоя утраченная младость,
Моя погибшая любовь!

3. Безумие

Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, -
Там в беззаботности весе?лой
Безумье жалкое живёт.

Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.

То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.

И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!..

Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят.
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.

Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Всё красное лето
Мы были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..

Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!

О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью - и молчи!..

6. Весеннее успокоение

(Из Уланда)

О, не кладите меня
В землю сырую -
Скройте, заройте меня
В траву густую!

Пускай дыханье ветерка
Шевелит травою,
Свирель поет издалека,
Светло и тихо облака
Плывут надо мною!..

7. Сон на море

И море и буря качали наш челн;
Я, сонный, был предан всей прихоти волн.
Две беспредельности были во мне,
И мной своевольно играли оне.
Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы,
Окликалися ветры и пели валы.
Я в хаосе звуков лежал оглушен,
Но над хаосом звуков носился мой сон.
Болезненно-яркий, волшебно-немой,
Он веял легко над гремящею тьмой.
В лучах огневицы развил он свой мир -
Земля зеленела, светился эфир,
Сады-лавиринфы, чертоги, столпы,
И сонмы кипели безмолвной толпы.
Я много узнал мне неведомых лиц,
Зрел тварей волшебных, таинственных птиц,
По высям творенья, как бог, я шагал,
И мир подо мною недвижный сиял.
Но все грезы насквозь, как волшебника вой,
Мне слышался грохот пучины морской,
И в тихую область видений и снов
Врывалася пена ревущих валов.

Душа моя - Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных.

Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней
И сей бесчувственной толпою?..

10. День и ночь

На мир таинственный духо?в,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День - сей блистательный покров -
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!

Но меркнет день - настала ночь;
Пришла, и с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами -
Вот отчего нам ночь страшна!

11. Русской женщине

Вдали от солнца и природы,
Вдали от света и искусства,
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,
Живые помертвеют чувства,
Мечты развеются твои…

И жизнь твоя пройдет незрима,
В краю безлюдном, безымянном,
На незамеченной земле, -
Как исчезает облак дыма
На небе тусклом и туманном,
В осенней беспредельной мгле…

Как дымный столп светлеет в вышине! -
Как тень внизу скользит неуловима!..
«Вот наша жизнь, - промолвила ты мне, -
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма…»

Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой…
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, -
Льетесь, как льются струи дождевые
В осень глухую, порою ночной.

14. Поэзия

Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам -
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре -
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.

Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?

Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
Мне благодатью ты б была -
Ты, ты, мое земное провиденье!..

16. Последняя любовь

О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!

Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье,
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.

Между 1852 и 1854

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…

Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде, -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь -
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…

Природа - сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

19. (В дороге)

Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.

Отсутствующими очами
Увижу я незримый свет,
Отсутствующими ушами
Услышу хор немых планет.
Отсутствующими руками
Без красок напишу портрет.
Отсутствующими зубами
Съем невещественный паштет,
И буду рассуждать о том
Несуществующим умом.

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится
Вдруг ветер верховой:
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако, - всё зелено:
И воздух, и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Скромна моя хозяюшка
Наталья Патрикеевна,
Водой не замутит!
Да с ней беда случилася,
Как лето жил я в Питере…
Сама сказала, глупая,
Типун ей на язык!

В избе сам-друг с обманщицей
Зима нас заперла,
В мои глаза суровые
Глядит - молчит жена.
Молчу… а дума лютая
Покоя не дает:
Убить… так жаль сердечную!
Стерпеть - так силы нет!
А тут зима косматая
Ревет и день и ночь:
«Убей, убей изменницу!
Злодея изведи!
Не то весь век промаешься,
Ни днем, ни долгой ноченькой
Покоя не найдешь.
В глаза твои бесстыжие
Соседи наплюют!..»
Под песню-вьюгу зимнюю
Окрепла дума лютая -
Припас я вострый нож…
Да вдруг весна подкралася…

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят;
Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса;
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит высокий клен…
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему…

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Слабеет дума лютая,
Нож валится из рук,
И всё мне песня слышится
Одна - в лесу, в лугу:
«Люби, покуда любится,
Терпи, покуда терпится,
Прощай, пока прощается,
И - бог тебе судья!»

62. О погоде. Крещенские морозы

(Отрывок)

«Государь мой! куда вы бежите?»
- «В канцелярию; что за вопрос?
Я не знаю вас!» - «Трите же, трите
Поскорей, бога ради, ваш нос!
Побелел!» - «А! весьма благодарен!»
- «Ну, а мой-то?» - «Да ваш лучезарен!»
- «То-то! - принял я меры…» - «Чего-с?»
- «Ничего. Пейте водку в морозы -
Сбережете наверно ваш нос,
На щеках же появятся розы!».

63. Недавнее время

(Отрывок)

Безобидные, мирные темы!
Не озлят, не поссорят они…
Интересами личными все мы
Занималися больше в те дни.
Впрочем, были у нас русофилы
(Те, что видели в немцах врагов),
Наезжали к нам славянофилы,
Светский тип их тогда был таков:
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали из древних ковшей,
А в Москве восхваляли с экстазом
Допетровский порядок вещей,
Но, живя за границей, владели
Очень плохо родным языком,
И понятья они не имели
О славянском призваньи своем.
Я однажды смеялся до колик,
Слыша, как князь NN говорил:
«Я, душа моя, славянофил».
- «А религия ваша?» - «Католик».

Смолкли честные, доблестно павшие,
Смолкли их голоса одинокие,
За несчастный народ вопиявшие,
Но разнузданы страсти жестокие.

Вихорь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Всё живое, всё доброе косится…
Слышно только, о ночь безрассветная!

Среди мрака, тобою разлитого,
Как враги, торжествуя, скликаются,
Как на труп великана убитого
Кровожадные птицы слетаются,
Ядовитые гады сползаются…

Между 1872 и 1874

<Из Гейне>

Как трепещет, отражаясь
В море плещущем, луна;
А сама идет по небу
И спокойна и ясна, -
Так и ты идешь, спокойна
И ясна, своим путем;
Но дрожит твой светлый образ
В сердце трепетном моем.

Говорят, весна пришла,
Ярки дни и ночь тепла;
Луг зеленый весь в цветах,
Соловьи поют в лесах.
Я хожу среди лугов -
Я ищу твоих следов;
В чаще слушаю лесной,
Не раздастся ль голос твой.

Где ж весна и где цветы?
Их срывать не ходишь ты.
Где же песня соловья?
Не слышна мне речь твоя…
Не пришла еще весна.
День угрюм, ночь холодна.
Поле иней куют,
Птицы плачут, не поют.

67. Эпиграммы

НЕДОРАЗУМЕНИЕ

Много у нас толковали в журналах о прессе свободной.
Публика так поняла: гни нас свободно под пресс!

ВЗЫСКАНИЕ

Каторгу даже и казнь именуют указы взысканьем:
Взыскан (так понимай!) царскою милостью ты.

Я не поэт - и, не связанный узами
С музами,
Не обольщаюсь ни лживой, ни правою
Славою.
Родине предан любовью безвестною,
Честною,
Не воспевая с певцами присяжными,
Важными
Злое и доброе, с равными шансами,
Стансами,
Я положил свое чувство сыновнее
Всё в нее.

Но не могу же я плакать от радости
С гадости,
Или искать красоту в безобразии
Азии,
Или курить в направлении заданном
Ладаном,
То есть - заигрывать с злом и невзгодами
Одами.

С рифмами лазить особого счастия
К власти я
Не нахожу - там какие бы ни были
Прибыли.
Рифмы мои ходят поступью твердою,
Гордою,
Располагаясь богатыми парами -
Барами!

Ну, не дадут мне за них в Академии
Премии,
Не приведут их в примерах пиитики
Критики:
«Нет ничего, мол, для «чтенья народного»
Годного,
Нет возносящего душу парения
Гения,
Нету воинственной, храброй и в старости,
Ярости
И ни одной для Петрушки и Васеньки
Басенки».

Что ж? Мне сама мать-природа оставила
Правила,
Чувством простым одарив одинаково
Всякого.
Если найдут книжку с песнями разными
Праздными
Добрые люди внимания стоящей -
Что еще?
Если ж я рифмой свободной и смелою
Сделаю
Кроме того впечатленье известное,
Честное, -
В нем и поэзия будет обильная,
Сильная
Тем, что не связана даже и с музами
Узами.

(Отрывок)

От германского поэта
Перенять не в силах гений,
Могут наши стихотворцы
Брать размер его творений.

Пусть рифмует через строчку
Современный русский Гейне,
А в воде подобных песен
Можно плавать, как в бассейне.

Я стихом владею плохо,
Но - клянусь здесь перед всеми -
Напишу я тем размером
Каждый вечер по поэме,

Каждый вечер по поэме,
Без усидчивой работы,
Где сплетутся через строку
Вместе с рифмами остроты.

70. Эпиграммы

В ресторане ел суп сидя я,
Суп был сладок, как субсидия,
О которой сплю и думаю,
Соблазняем круглой суммою.

Нельзя довериться надежде,
Она ужасно часто лжет:
Он подавал надежды прежде,
Теперь доносы подает.

Я не гожусь, конечно, в судьи,
Но не смущен твоим вопросом.
Пусть Тамберлик берет do грудью,
А ты, мой друг, берешь do - носом.

В ФИНЛЯНДИИ

Область рифм - моя стихия,
И легко пишу стихи я;
Без раздумья, без отсрочки
Я бегу к строке от строчки,
Даже к финским скалам бурым
Обращаясь с каламбуром.

СВОИ ЛЮДИ

Вор про другого не скажет и в сторону:
«Вор он!..»
Глаза, известно, не выколет ворону
Ворон.

ЧИНОВНЫМ НЕМЦАМ

В России немец каждый,
Чинов страдая жаждой,
За них себя раз пять
Позволит нам распять.
По этой-то причине
Перед тобою, росс,
Он задирает нос
При ордене, при чине:
Для немца ведь чины
Вкуснее ветчины.

ПОСЛЕ БЕНЕФИСА

«Чья же пьеса нынче шла?»
- «Александрова». - «Была
С шиком сыграна, без шика ли?»
- «С шиком, с шиком: громко шикали».

Б. М<АРКЕВИ>ЧУ

На днях, влача с собой огромных два портсака,
Приплелся он в вокзал; с лица струился пот…
«Ему не донести!» - вкруг сожалел народ,
И только лишь какой-то забияка
Сказал: «Не беспокойтесь - донесет!..»

В АЛЬБОМ КРУППУ-МЛАДШЕМУ, ПРИЕХАВШЕМУ В ПЕТЕРБУРГ

Ем ли суп из манных круп,
Или конский вижу круп -
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним - большая масса,
Груда «пушечного мяса»…
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века!

71. Рифмы и каламбуры

(Из тетради сумасшедшего поэта) I

Женихи, носов не весьте,
Приходя к своей невесте.

II

Ценят золото по весу,
А по шалостям - повесу.

III

Не ходи, как все разини,
Без подарка ты к Розине,
Но, ей делая визиты,
Каждый раз букет вези ты.

IV

Я, встречаясь с Изабеллою,
Нежным взглядом дорожу,
Как наградой, и, за белую
Ручку взяв ее, дрожу.

V

Черты прекрасные, молю я,
Изобрази мне, их малюя,
И я написанный пастелью
Портрет повешу над постелью.

VI

С нею я дошел до сада,
И прошла моя досада,
И теперь я весь алею,
Вспомнив темную аллею.

IX

Ты грустно восклицаешь: «та ли я?
В сто сантиметров моя талия…»
Действительно, такому стану
Похвал я выражать не стану.

XIII

В полудневный зной на Сене
Я искал напрасно сени,
Вспомнив Волгу, где, на сене
Лежа, слушал песню Сени:
«Ах, вы, сени мои, сени!..»

XIV

На пикнике, под тенью ели
Мы пили более, чем ели,
И, зная толк в вине и в эле,
Домой вернулись еле-еле.

72. Песня о Камаринском мужике

(Отрывок)

Как на улице Варваринской
Спит Касьян, мужик камаринский.
Борода его всклокочена
И дешевкою подмочена;
Свежей крови струйки алые
Покрывают щеки впалые.

Ах ты милый друг, голубчик мой Касьян!
Ты сегодня именинник, значит - пьян.
Двадцать девять дней бывает в феврале,
В день последний спят Касьяны на земле.
В этот день для них зеленое вино
Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно.

Февраля двадцать девятого
Целый штоф вина проклятого
Влил Касьян в утробу грешную,
Позабыл жену сердешную
И своих родимых деточек,
Близнецов двух, малолеточек.

Заломивши лихо шапку набекрень,
Он отправился к куме своей в курень.
Там кума его калачики пекла;
Баба добрая, румяна и бела,
Испекла ему калачик горячо
И уважила… еще, еще, еще.

73. На бедного Макара и шишки валятся

(Отрывок)

Макарам все не ладится. Над бедными Макарами
Судьба-злодейка тешится жестокими ударами.
У нашего крестьянина, у бедного Макарушки,
Ни денег нет на черный день, ни бабы нет сударушки.
По правде-то, и деньги есть: бренчит копейка медная,
И баба есть: лежит она, иссохшая и бледная.
Помочь бы ей, да чем помочь? Не по карману дороги
Все лекаря и знахари, лихие наши вороги…

74. На кладбище

Я лежу себе на гро?бовой плите,
Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
Как под ними быстро ласточки летят
И на солнце ярко крыльями блестят.
Я смотрю, как в ясном небе надо мной
Обнимается зеленый клен с сосной,
Как рисуется по дымке облаков
Подвижной узор причудливых листов.
Я смотрю, как тени длинные растут,
Как по небу тихо сумерки плывут,
Как летают, лбами стукаясь, жуки,
Расставляют в листьях сети пауки…

Слышу я, как под могильною плитой.
Кто-то ежится, ворочает землей,
Слышу я, как камень точат и скребут
И меня чуть слышным голосом зовут:
«Слушай, милый, я давно устал лежать!
Дай мне воздухом весенним подышать,
Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,
Дай расправить мне придавленную грудь.
В царстве мертвых только тишь да темнота,
Корни цепкие, да гниль, да мокрота,
Очи впавшие засыпаны песком,
Череп голый мой источен червяком,
Надоела мне безмолвная родня.
Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»

Я молчал и только слушал: под плитой
Долго стукал костяною головой.
Долго корни грыз и землю скреб мертвец,
Копошился и притихнул наконец.
Я лежал себе на гро?бовой плите,
Я смотрел, как мчались тучи в высоте,
Как румяный день на небе догорал,
Как на небо бледный месяц выплывал,
Как летали, лбами стукаясь, жуки,
Как на травы выползали светляки…

75. Зимний пейзаж

Да, удивительные, право, шутки света
Есть в пейзаже зимнем, нам родном!
Так иногда равнина, пеленой снегов одета,
Богато зарумяненная солнечным лучом,
Какой-то старческою свежестью сияет.
Речонка быстрая, что по равнине протекает
И, кольцами, изгибами крутясь,
Глубокою зимой не замерзает, -
Вступает с небом в цветовую связь!
Небес зеленых яркая окраска
Ее совсем невероятно зеленит;
По снегу белому она, зеленая, бежит,
Зеленая, как изумруд, как ряска…

И так и кажется тогда, что перед нами
Земля и небо шутят, краски обменяв:
Сияет небо, свой румянец снегу передав,
Цвет зелени полей - он принят небесами,
И, как бы в память прошлого, как след следа,
Бежит по снегу белому зеленая вода.
О! если б можно было вам, равнины неба,
Приняв в себя все краски лета и весны,
Взять наши горести, сомненья, нужду хлеба -
Отдав взамен немного вашей тишины
И вашего покоя… нам они нужны!

Когда будете, дети, студентами,
Не ломайте голов над моментами,
Над Гамле?тами, Лирами, Кентами,
Над царями и президентами,
Над морями и над континентами,
Не якшайтеся там с оппонентами,
Поступайте хитро с конкурентами.
А как кончите курс эминентами
И на службу пойдете с патентами -
Не глядите на службе доцентами
И не брезгайте, дети, презентами!
Окружайте себя контрагентами,
Говорите всегда комплиментами,
У начальников будьте клиентами,
Утешайте их жен инструментами,
Угощайте старух пеперментами -
Воздадут вам за эти с процентами:
Обошьют вам мундир позументами,
Грудь украсят звезда?ми и лентами!..
А когда доктора с орнаме?нтами
Назовут вас, увы, пациентами
И уморят вас медикаментами…
Отпоет архиерей вас с регентами.
Хоронить понесут с ассистентами,
Обеспечат детей ваших рентами
(Чтоб им в опере быть абонентами)
И прикрают ваш прах монументами.

77. Бабье дело

На полосыньке я жала,
Золоты снопы вязала -
Молодая;
Истомилась, разомлела…
То-то наше бабье дело -
Доля злая!
Тяжела, - да ничего бы,
Коли в сердце нет зазнобы
Да тревоги;
А с зазнобой… толку мало!..
На снопах я задремала
У дороги.
Милый тут как тут случился,
Усмехнулся, наклонился,
Стал ласкаться,
Целовать… а полоса-то
Так осталась, недожата,
Осыпаться…
Муж с свекровью долго ждали:
«Клин-от весь, чай, - рассуждали -
Выжнет Маша».
А над Машей ночь темнела…
То-то наше бабье дело -
Глупость наша!..